Он усмехается, чуть веселя меня. Обнимает крепче.
— А насчет Джорджии ты беспокоишься напрасно. Там я буду о тебе заботится. И ты совершенно точно никогда не будешь знать ограничения в деньгах.
— Я боюсь другого…
— Знаю, — Эдвард с серьезностью кивает. — И я разделяю твое мнение. Это совершенно неправильный поступок, допускать, чтобы ночью ты садилась за руль и ехала по городу, — он прочищает горло, — я хотел бы дать тебе обещание Белла.
Сегодня. Последнее. Перед нашей скорой свадьбой.
Я затаиваю дыхание.
— Я не притронусь к спиртному больше, моя рыбка. Обещаю, — все-таки говорит желаемое Эдвард. С честной, приятной улыбкой. С обещанием, которое не нарушает. Никогда.
Но я настроена немного скептически.
— Ты говорил…
— Я помню. Но теперь это официально, как моя подпись. За несоблюдение контракта можешь вводить штрафы и санкции.
Это сказано таким тоном, таким голосом… я усмехаюсь. И почему-то верю. Будто это я подписываю контракт.
Я обнимаю его за шею, потянувшись вперед. Сильно, крепко прижимаю к себе.
— К черту эту камеру и тысячу долларов, Эдвард, — шепчу ему, поцеловав в щеку, — этим обещанием ты сделал меня самой счастливой. Спасибо тебе.
Он накрывает подбородком мою макушку, покачивая, как ребенка, в своих руках. Контакт с его голым торсом воспламеняет парочку нервов внутри меня. Но это позже. Пока — только любовь. Светлое, полное и прекрасное чувство.
Он так его заслужил!..
— Ты — мое сокровище, Эдвард, — решившись, признаюсь я.
— А ты — мое, Изабелла, — в такт отзывается без двух недель мой муж.
…Только на следующий день я узнаю, что на вечер планировалось заключение брачного контракта и четкого раздела по имуществу и содержания. Но Эдвард, почему-то, отказался от своей затеи.
Ночью, в постели, когда уже стало все равно, где эти люди, деньги, договоры и прочее, я все-таки спросила у него, что послужило причиной отказа. В конце концов, это было его перестраховкой, и я не собиралась лишать Эдварда земли под ногами.
— Не будет никаких контрактов, Белла, потому, что это святотатство — заключать его с человеком, которого любишь ты и который любит тебя. — Ответил он мне, ни секунды не сомневаясь в сказанном. — Ты отдала за меня последнее вчера, а я посмел думать о том, чтобы ограничить тебя. Не лучшее ли это доказательство, что нам не понадобится бродить по судам?
* * *
Утром следующего дня, в многострадальную субботу после многострадальной пятницы, я просыпаюсь от терпкого аромата свежезаваренного кофе, включающего в себя отблеск молочной пенки, карамельного сиропа и тростникового сахара.