— Просто я тебя люблю.
— А я — тебя, — он кладет подбородок на мою макушку, дав как можно крепче прижаться к своему плечу, — и я так рад, что ты здесь, Беллз…
— Я уже говорила, где буду, правда?
Он смятенно улыбается.
— Я убеждаюсь в этом, поэтому верю. И, как помнишь, я обещал стать лучшим мужем. Я буду стараться.
— Ты итак лучший, — я зарываюсь носом в его шею, погладив затылок, — самое главное, что мы оба осознаем свои ошибки.
Эдвард целует линию волос на моем лбу.
— Прав был Аро — цветок жив, пока у него есть стебель. Потом он умирает.
— Каллен чуть привстает, обняв меня за талию, и усаживает ближе к себе. Удобнее.
— Ты — мой стебель, Белла. И без тебя бутон завянет так быстро, что никакие заморозки не сравнятся.
— Это его любимая метафора? — я с обожанием прикасаюсь к щеке мужа. Той, что вчера так несправедливо пострадала.
— Вроде того.
— Тогда ты — мой стебель.
Проведенной мной параллели Эдвард посмеивается, но мягко. Все его действия, все обращения ко мне, каждое прикосновение теперь мягкое. Он будто боится пошатнуть, разбить наш хрупкий мирок единения, тепла и заботы.
Но страх этот не имеет никакого резона. Пусть этот брак и выглядит как мыльный пузырь, на поверку он окажется устойчивее железа.
— Договорились. Будем расти рядом, — шепчет он. И почти сразу же целует меня в такт тому, как к такому же решению приходит на экране главный герой. Осыпаются весенние листья, загораются фонари в парке, где они стоят, и мир окрашивается новыми красками. Любовь и не на такое способна.
— Я отключил телефон, — чуть позже, уже когда мы сидим на кухне и пьем чай, заботливо заваренный Эдвардом, обсуждая какие-то детали прошедшего фильма, сообщает муж.
Я изумленно откладываю ложечку для сахара на блюдце.
— Правда?
— Да. И компьютер. И даже будильник. Никакой электроники и никаких вмешательств. Помнишь, я обещал тебе, что этот уикенд — наш.
Меня охватывает плохо передаваемое, но такое восхитительное на вкус чувство ликования. Я поднимаюсь со своего места, вплотную подходя к Эдварду, и крепко обнимаю его, восхитившись тем, на что он готов пойти. Никогда раньше, никогда прежде, да даже в медовом месяце девайсы не были выключены. Видимо, вчерашняя ночь глубоко пустила корни. И пока это не худший вариант.
— И ты говоришь, что не дотягиваешь до звания лучшего мужа? — журю я, присаживаясь на его колени. Эдвард не противится. Больной рукой он придерживает мою талию, чтобы не упала, а здоровой гладит лицо. Ему постоянно сегодня хочется его касаться — а я не имею ничего против. Мое желание такое же.