…Белая дверь в коридор закрывается.
Мы с Эдвардом остаемся одни.
Все еще сидя на кушетке, он с мрачным лицом поворачивается в мою сторону. Но смотрит пронзительно, сострадательно и нежно. Ему не плевать.
По-детски горестно хныкнув, я просто протягиваю обе ладони в его сторону. И с невероятным, недоступным описаниям трепетом позволяю с холодной простыни кушетки пересадить себя на колени — одним движением, будто ничего ему это не стоит. И он тут же зарывается носом в волосы, целуя кожу.
— За что?.. — тихо-тихо бормочу, с трудом сдерживая желание зарыдать в голос. Сейчас, когда доктора Джулис нет, я наконец даю себе слабину. И принимаю все те последствия, что она сулит.
Эдвард с болью накрывает щекой мой висок.
— Ты не виновата. Не смей винить себя.
— А кто тогда виноват? — я не контролирую ладони, отпуская их в свободное плаванье, как и все тело, и понимаю, где теперь ощущаю собственные прикосновения, лишь тогда, когда опускаю голову, прижимаясь к Эдварду сильнее.
На животе. На все еще плоском и теперь уже надолго плоском животе. Боже мой, неужели там, внутри, правда уже все потеряно?.. И я никак не могу ему помочь?
— Так случилось, — мужчина тяжело вздыхает, накрывая обе мои ладони своей. Он не пытается убрать их, отодрать… он понимает меня. Сегодня, хотел этого ребенка или нет, он понимает. И я вижу, что в свете последних событий беременность уже не кажется злом. По виду Эдварда, по его глазам видно, что он бы многое отдал, дабы я действительно была просто беременна сейчас. Удачное для его нежелания стечение обстоятельств не стало победой.
— На все в жизни можно сказать «так случилось», — слезно фыркаю я.
— Но это правда, — муж ласково трется носом о мою щеку, прежде чем осторожно ее поцеловать, — моя рыбка, пожалуйста, не плачь. Тебе больно? Что ты чувствуешь?
Задохнувшись от проглоченного всхлипа, я поднимаю на него глаза, где нет ничего, кроме пустоты. Чудовищных размеров.
— Ничего, — и это, на самом деле, самое страшное описательное слово.
Каллен понимающе кивает, нахмурившись сильнее, и я вижу, как глубокая морщинка прорезает его лоб. В этот день, в свои тридцать два, Эдвард выглядит на сорок. И мне кажется, я тоже… мне кажется, я уже никогда не смогу быть прежней.
Я не понимаю, почему так произошло. Я плачу и не пониманию, не верю до конца, что это правда. Мой маленький, мой хороший малыш, мой кружочек на черно-белом фоне… как же так получилось?
— Белла, — Эдвард обнимает меня сильнее, наглядно демонстрируя свою близость. Такой раздраженный рядом с гинекологом и такой ласковый сейчас здесь, со мной, он немного вводит в ступор, — ему мы уже ничем помочь не сможем. Давай не будем рисковать хотя бы твоим здоровьем. Пожалуйста, закончим с этим сегодня…