Жарко. Как же жарко, господи! Мне хочется выть от бессилия и отвращения в одном флаконе. Хочется удавиться.
Ну почему, почему все это происходит со мной? С нами?
Едва Эдвард открывает рот, я с мольбой вытягиваю вперед руку, надеясь досказать. Я никогда больше не смогу, если не сейчас, не решусь.
— Я люблю тебя больше всего на свете… я буду полезной… я все прощу… только не отдавай меня, — заметив, как искрятся его глаза, на мгновенье я верю, что попытка не беспочвенна. А потому добавляю последнюю фразу тише, сокровеннее, — мне ничего не надо… ничего… дай мне только месяц… пожалуйста!
И все. Конец. Яркий.
Я плачу, чудом успевая не моргать, и смотрю на него, цепляя взгляд и пытаясь разгадать его содержимое. Хочу верить. Хочу чувствовать. Хочу… знать. Лгут те, кто говорят, что незнание лечит. Меня оно сейчас убьет.
Эдвард отодвигает стул назад.
Эдвард идет вперед.
Эдвард настигает меня.
Эдвард… обнимает меня.
Заканчивает вторую часть Марлезонского балета.
Я обмякаю, повиснув на его руках, и рыдаю в голос. Так, что болит голова, что саднит горло, что дрожат связки, готовясь разорваться. Меня трясет крупной дрожью, а в сознании ни единого очага сопротивления. Я должна кричать, продолжать молить, требовать, в конце концов, а я… молчу. Больше не могу сказать ни слова.
Мужчина терпит, не изъявляя никакого недовольства. Он целует меня множество раз, пока не перестаю считать эти поцелуи, он гладит мою спину, волосы, шею. Он без устали трется носом о лоб, подсказывая, что здесь. Сам ведь говорил, что тот, кому мы не нужны, никогда лба не тронет…
— Я не стану без тебя жить, — в конце концов, когда чуть затихаю, давая ему возможность перекричать себя, просто сообщает муж, — ни секунды. Именно поэтому я хочу тебя спасти.
Я утыкаюсь в его ключицу, что есть мочи обвивая руками за шею.
Мой. Мой, мой, мой! Только не отбирайте!..
— Неужели нет другого выхода?..
— Мне очень жаль, любовь моя, — Эдвард накрывает мою макушку подбородком, дозволяя как в старые добрые времена спрятаться у своей груди, — это ненадолго, я повторяю. Я уничтожу эту тварь — и все кончится.
— Я, правда, без тебя не могу…
— Я, правда, тоже, — он насилу выдавливает улыбку, потирая мою спину, — и потому мы с тобой справимся. Мы вместе.
Слышать такие слова… от него… теперь…
Мне будто возвращают украденное сердце.
— Честно?..
Верх наивности. Но Эдвард не делает его посмешищем.
— Моя клятва, Белла.
Я закрываю глаза. Его кожа, запах, мягкость… Держусь и не отпускаю. Никогда не отпущу.
Господи, спасибо… спасибо, что оставил его мне… и меня — с ним…