— Не надо, маленькая, — Каллен с обожанием, с отцовской лаской, которой я в нем раньше не замечала, вытирает парочку моих слезинок, — это того не стоит.
— Мне страшно.
— Мне тоже, — не утаивает он, — но это нужно просто пережить. Я же говорил тебе, как быстро все кончится.
— Ты не можешь быть уверен.
— А я уверен в самом главном для меня, — он трется носом о мой, предварительно поцеловав лоб, — что ты будешь жива и здорова, в безопасности. Думаешь, я хочу чего-то большего?
Я придушенно всхлипываю, теснее к нему прижавшись.
— Я хочу — того же для тебя.
— Мне никто не навредит. — Эдвард хочет быть уверен и в этом, говорит убежденно, но проскакивает в глазах… на одну лишь секунду, но все же.
Риск существует всегда. Это мне стоило усвоить, зная даже о том, что я обладаю прекрасной фертильностью и способна (была не так давно), по словам моего гинеколога, легко выносить ребенка. Малыш появился. Только вот сберечь я его не смогла.
Не сберегу теперь и Эдварда?.. Лучше сразу повеситься.
Удивительно, но сейчас я начинаю понимать мужа. Разговоры о его боли, физической. После выкидыша я не ощущала никаких нестерпимых пыток от собственного организма, и даже мелкие симптомы легко подавлялись нужными лекарствами. Но внутри… ничего помочь не могло. Ласка Эдварда, его близость — как антибиотик для гноящихся разрывов, как единственное, что в состоянии их унять. Однако и это безбожно отбирают. Боль возвращается. Усиливается. Крепнет. Так что самоубийство, в один из моментов времени, если не будет рядом Каллена, рассматривается как вариант.
Мне жаль, очень жаль. Но, боюсь, уже ничего не исправить…
— Расскажи мне, почему он меня хочет, — прошу, проглотив парочку всхлипов, — наверняка есть логичная причина…
— У таких людей отсутствует логика, которую мы можем таковой считать.
Я закрываю глаза. Плачу.
— Эдвард, не заговаривай меня… — это почти обвинение.
— Тебе это сейчас ни к чему, я не хочу, чтобы ты волновалась, — муж с беспокойством ведет пальцами по моим волосам, стараясь словно бы выкинуть из головы неправильные мысли. Исправить меня.
— Напротив: я умру от волнения, если не скажешь. Я же согласилась поехать, — вздрагиваю, прикусив губу, — я согласилась остаться без тебя бог знает где на две недели. Эдвард, скажи мне, пожалуйста, что я такого сделала?..
Морщины на его лбу, у глаз становятся глубже.
— Почему ты все принимаешь на свой счет? Даже таких ублюдков?
— Потому что я наверняка поспособствовала… или, не знаю, как это называется? — выдыхаю и тут же вдыхаю, стараясь набраться сил. — Если ты мне не скажешь, я за две недели сойду с ума.