— Порой родителям это выгодно, — тем временем отвечает на мой вопрос Эдвард, мрачнея на глазах. За окнами темная дорога и направляющие вывески к аэропорту, — Алесс обожает просветительскую деятельность в Африке. Зарплата в отдельных регионах там меньше доллара в день… и за две зеленые купюры с двумя нулями родители отдают детей фактически в рабство. Тем более, бытует мнение, что белый лучше о них позаботится…
Я зажмуриваюсь, стараясь не слушать.
Гореть Алессу в Аду.
— Но мне далеко не двенадцать… и даже не двадцать…
— Да, — Эдвард горько соглашается, — и я был уверен, что он не станет тебя трогать. Показать, что ловить нечего — у нас с Аро была такая тактика. И прежде казалось, она сработала…
— То есть, если мне двадцать шесть, он должен был отстать?
— Он не должен был и вовсе заметить, — Эдвард с сожалением, крайне болезненным, целует мой лоб. Очень крепко. — Я ошибся… Твоя неиспорченность была для него важнее возраста.
— Но он же не думает, что я девственница в браке, правда?..
— Ты девственница сознанием, любовь моя. — Эдвард прижимает меня к себе, стараясь быть и трепетным, и сильным. Убеждающим. — Деньги тебя не тронули, твое мировоззрение в них не тонет. Тебе плевать на счета и на окружение. Ты… любишь. Ты чувствуешь.
— Ифф желает мои чувства?
— И чувствовать вместе с тобой, — его скулы заостряются, взгляд так и пышет ненавистью, — это игра, в которой ты драгоценная игрушка.
— И его не угомонить?..
— Только смертью, — Эдвард выносит приговор, посмотрев на меня с опасливостью, но все же твердостью во взгляде, — Аро со мной согласен. Нам хватит времени раз и навсегда это оборвать.
Меня передергивает.
— А если вас обвинят? Посадят?..
— Ни в коем случае, — мужчина качает головой, не давая мне и повода усомниться, — не будет аргументов. Твои слова не станут правдой, Белла. Пусть моей единственной проблемой будет подозрение в его убийстве…
— Не надо…
— Девочка моя, — впервые за всю поездку Эдвард улыбается, ласково чмокнув обе мои щеки, — не волнуйся. Об этом — точно. Главное — береги себя. Иначе ничего не будет иметь смысла.
Я поднимаю голову, намеренная дотянуться до его губ. Мои, пусть сейчас сухие и бледные, они рядом. И они — то, ради чего можно и в огонь, и в воду, и в Норвегию.
Не знаю, как пережить эти дни. Не знаю, как смириться с тем, что Эдвард не летит.
Но, наверное, одна из немногих вещей, что я знаю точно — я люблю его. И люблю ничуть не меньше, чем он сам любит меня.
С этим можно попытаться выжить.
— И ты себя береги. Всегда.
Такси останавливается у главного терминала аэропорта.