Я ежусь, а сон снимает как рукой.
Что происходит?!
— Что же ты наделала… — риторическим вопросом, в основании которого нота грубости, зовет Эдвард. Глядит на меня необычайно разочарованно. И зло.
А вчерашний мягкий шепот?.. А поцелуи?.. А нежность?.. Неужели все привиделось? Но он же здесь! Сейчас! Это же он?!
В конец дезориентированная, я просто пораженно замираю на своем месте.
Я его не понимаю.
Брови Эдварда сурово сходятся на переносице.
— Ты ешь? Хоть что-нибудь и хоть когда-нибудь? Изабелла, с тебя ведь кожа да кости…
Если честно, я не имею представления о своем внешнем виде — не смотрюсь в зеркало. Знаю, что все довольно-таки неприглядно, но не более. А что бы так… за что он?..
— Я завтракаю и ужинаю, — бормочу, вмиг почувствовав себя такой маленькой, что впору прятаться под кроватью, — мне хватает… а если тебе что-то не нравится…
— Что может нравится? — скрипит зубами Эдвард, — Изабелла, ты уязвима как никогда! О каком восстановлении может идти речь, если ни одна рекомендация доктора тобой не выполняется? Посмотри на себя!
Я просто не знаю, что сказать на такой выпад. Я банально оказываюсь к нему не готова. Тем более — от Эдварда. Тем более — сейчас. Это утро должно было стать хорошим, добрым… а оно опять такое же, как и все прежде.
— А ты на себя смотрел? — сдержав слезы, требовательно вопрошаю я, — кому говорить мне о правильном образе жизни?
Каллен распаляется окончательно. Глаза его — раскаленные угли.
— Я убил человека.
— Это не оправдание… убьешь теперь себя?
— А что тогда оправдание?! Кого убила ты?!
Ответ приходит мне сам — очень быстро. Эдвард не имеет это ввиду, я уверена, он просто говорит. В запале, возможно, а возможно из-за непродуманности, но… фраза произносится. Повисает в пространстве. А я безвольно, машинально складываю руки на животе.
Птенчик мой. Зеленоглазый мой птенчик.
…Слезы сами начинают литься. Бурно и горячо.
За эти две недели они четко выучили, что разрешение спрашивать теперь не нужная блажь.
Как же быстро все может измениться! И как потрясающе легко. Видимо, стоит попривыкнуть.
Лицо Эдварда перекашивает от муки, едва он видит первую из слезинок. На мгновенье муж цепляется рукой в свои волосы, едва не выдирая их с корнем, но потом убирает эту ладонь. Отдает мне.
Я отворачиваюсь от Каллена (как бы невероятно такое не звучало!), едва на коленях присаживается у постели. Утыкаюсь подбородком в свое левое плечо, зажмуриваюсь. Пальцами скребу пижамную кофту.
А Эдвард мои пальцы без зазрения совести, не скупясь на силу, отрывает от нее. Крепко сжимает в своих. С тяжелым, как будто последним, вздохом.