— Белла, мы столько времени провели порознь… не лучше ли эти пару дней говорить только о хорошем? И желательно не о том, что в прошлом?
Я бы послушала его чуточку раньше. Я бы ему поверила и ужаснулась своей идее разговаривать о плохом, когда оно закончилось, когда есть шанс на лучшее.
Но не теперь. Сейчас за себя вчерашнюю, что утром, что ночью, мне стыдно. И я зла. Как же могла не догадаться…
— Нам нужно поговорить, — твердо заявляю я, отметая все его способы уйти от темы, — пожалуйста, Эдвард. И я пойду в душ.
Каллен, глядя на меня сверху вниз, прищуривается. Но без лишних слов.
— Ладно.
— Ладно, — эхом поддерживаю я. И уже собираюсь встать, пусть даже скрепя сердце, чтобы исполнить свое обещание, ведь нельзя откладывать этот необходимый разговор. Но не успеваю. Распутывая наш клубок из тел, неожиданно проворный Эдвард поднимает меня на руки. И движется прямо к двери уборной.
— Я все-таки отнесу тебя в ванную, — не принимая никаких отказов, беспечно докладывает он. Но лоб мой целует крепко и долго. Слишком долго.
Час спустя, сидя друг напротив друга — Эдвард на нашей постели, а я на излюбленном месте на подоконнике, с накинутым на плечи пледом — мы готовы начать говорить.
Но точнее сказать — мы должны быть готовы. Потому что нам приходится.
Как бы не велик был на двоих завтрак из двойного омлета и целого свежего багета с маслом и клубничным конфитюром, как бы усиленно Эдвард не подливал в мою кружку черного чая, рано или поздно, еда и питье заканчиваются. И, отправив Марену с нашей посудой вниз, мы остаемся вдвоем.
Нам жизненно важно поговорить.
Эдвард, сложив руки на груди, с ожиданием на меня смотрит. В джинсах и рубашке, сменившей пуловер, он похож на себя прежнего. И волосы, и глаза, и брови, и губы… я тоже по нему ужасно соскучилась.
— Не знаю, с чего начать, — прогоняя неправильные мысли, сконфуженно признаюсь мужчине я.
— Начни хоть с чего-нибудь, — Эдвард склоняет голову, изучая меня под другим углом, — твое молчание пугает больше всего.
Я как впервые гляжу на свою спальню. Вот кровать с большими подушками и длинным одеялом, вот шкаф для одежды, вот столик, на котором мы завтракали, вот прикроватная тумбочка. Ее я не проверяла, а зря. А вот одежда Эдварда. Она разбросана по комнате. Комната пахнет им… и этот запах, одновременно с тем, что вдохновляет меня, напоминая о присутствии родного человека здесь, рядом, а не в фантазиях, ровно настолько же теперь и тревожит. Откуда взять правильные слова?
Я делаю глубокий, заполняющий легкие вдох.
Мне нужно начать.
— Почему ты сменил обезболивающее, Эдвард?