— Это неотвратимо… — грустно дополняю я.
— Может быть, — он согласно кивает, но голос твердеет, наполняясь решимостью, — но я сделаю все, что от меня зависит, чтобы этого не случилось.
Тихонько хмыкнув, я прикусываю губу. Оставив в покое простыни, позабыв про покрывало и сдерживающие объятья, я становлюсь на колени, ровняясь с мужем ростом.
С достаточным обожанием, надеюсь, глажу его лицо. Чтобы показать, чтобы сказать… что люблю. И что никогда не превращусь в бесчувственную куклу, способную отказать ему в помощи. Способную сделать ему больно, потерять доверие, ударить в спину… я имела в виду более мягкие изменения, что-то вроде стиля одежды, или вроде манеры говорить и двигаться… может быть, побольше решимости, чтобы защищать себя и его? Храбрости больше?.. Но ни в коем случае не того, о чем он подумал. Я тоже этого не допущу.
— Я ими не стану, — уверяю, с особой нежностью очертив губы, чьи поцелуи способны на любые чудеса, — я никогда в жизни ими не стану, Эдвард. Для тебя я всегда буду такой, как сейчас. Что бы ни случилось. Я обещаю.
Накатывает, подобно волнам за бортом, понимание, как сильно люблю этого человека. Сегодня в разговоре с Алесом оно было на задворках, не так явно выражено, а теперь забирает в свою власть все сознание и все мысли. Я чувствую нестерпимую нежность, которую всю, без остатка, хочу отдать мужу. Я чувствую восхищение этим мужчиной, тем, что он со мной, что могу его касаться и целовать… что обнимаю его ночью и могу утешить. Что в состоянии за него перешагнуть через себя. С легкостью, без сомнений.
Настолько теплое, настолько глубокое и воодушевляющее ощущение, что мне не хочется его терять. Я наклоняюсь к Эдварду, целую его и, похоже, растворяюсь в своем счастье. Оно неизмеримо. Пусть и после слез, после недопонимания, после плохого вечера — ничто ему не помеха. Все это меркнет в сравнении с ним. Все это мелочь, не заслуживающая и доли внимания.
Эдвард отвечает на мои поцелуи. Крепко держит, ласково касается и теплым дыханием, счастливо посмеиваясь, щекочет мою кожу.
— Аро сказал мне сегодня, что я последний идиот, — шепчет он мне на ухо, прикусив мочку, — и что я погублю самый красивый из цветков, какие он когда-либо видел, Белла. Неминуемо погублю.
Так вот что имел в виду Вольтури… не я не подхожу Эдварду… он мне не подходит!..
— Глупости… — недовольная такими словами и собственным выводом из них, бормочу я.
— А ведь это правда, — не унимается Эдвард, — и мы оба эту правду знаем. Даже принимаем — ты, например.
Нахмурившись, ощутимее глажу его лицо. Мои брови, мои скулы, мой мужественный подбородок — все мое. Он все отдал мне, позволил завладеть им. Я никогда не смогу расплатиться за это, но попробую. Со всем желанием, какое во мне есть.