Рассказы о Господе Боге (Рильке) - страница 28

Стены прильнули к нему, они словно боролись с его непомерным величием, словно хотели вернуть ему вновь его старый узкий облик. И он не противился этому. Он опустился на колени и позволил им ваять себя. Он ощущал смирение, какого не знал никогда прежде, и сам хотел сделаться меньше. И раздался голос:

- Микеланджело, кто в тебе?

И человек в тесном закутке опустил лицо в ладони и тихо сказал:

- Ты, мой Бог, кто же еще.

И тогда Богу стало просторно, Он поднял лицо, склоненное над Италией, и посмотрел вокруг: всюду стояли святые в мантиях и митрах, и под гаснувшими звездами гуляли ангелы с их песнями, словно с кувшинами, наполненными от сияющего источника, и небесам не было предела.

Мой больной друг открыл глаза, и вечерние облака подхватили его взгляд и понесли куда-то по небу.

- Разве Бог там? - спросил он. Я молчал. Потом наклонился к нему:

- Эвальд, разве мы - здесь? И мы радостно пожали друг другу руки.

КАК ОДНАЖДЫ НАПЕРСТКУ ДОВЕЛОСЬ БЫТЬ ГОСПОДОМ БОГОМ

Когда я отошел от окна, вечерние облака еще не уплыви. Они словно чего-то ждали. Может быть, я должен и им рассказать историю? Я предложил им это. Но они меня совсем не слышали. Чтобы быть для них понятнее и уменьшить расстояние между нами, я крикнул:

- Я тоже вечернее облако.

Они остановились и явно стали меня рассматривать. Потом протянули ко мне свои прозрачные розовые крылышки. Так у вечерних облаков принято друг друга приветствовать. Они меня признали. - Мы над землей, - объявили они, точнее, над Европой, а ты?

Я помедлил.

- Здесь какая-то страна...

- Как же она выглядит? - поинтересовались они.

- Все вещи в сумерках, - ответил я.

- Ну, это Европа, - засмеялось одно юное облако.

- Возможно, - сказал я, - только мне всегда говорили, что в Европе вещи мертвы.

- Да уж наверно, - бросило другое облако пренебрежительно. - Что за вздор: живые вещи?

- А вот мои живут, - упорствовал я. - В этом, стало быть, и отличие. Они могут стать чем угодно, и вещь, родившаяся карандашом или печкой, вовсе еще не обязана из-за этого сомневаться в своем преуспеянии. Карандаш однажды может стать палкой, а если повезет, то и мачтой печка же - не меньше, как городскими воротами.

- Да ты, сдается мне, довольно-таки простоватое облако, - сказал тот юнец, который успел уже показать свою несдержанность. Так что одна старая туча даже встревожилась, не обижусь ли я.

- Разные бывают страны, - сказала она примирительно. - Я проплывала однажды над одним маленьким немецким княжеством и до сих пор не могу поверить, что оно тоже Европа.

Я поблагодарил ее и сказал: