День гнева (Кирнос) - страница 281

— Ладно, хватит о политике и философских размышлений, ради Бога, — напомнил о себе священник. — Конвунгар, лучше расскажи нашему другу о достижениях.

— Ах да, — «Крестоносец» полез куда-то под камзол и через пару секунд копошений достал оттуда небольшую жёлтую бумажку, сложенную в четверо. — Вот, держи.

— Что это? — вопросил растерянно Маритон, цепляясь на надорванный край вещицы.

— Это оценка твоих заслуг. Приказом самого Канцлера ты объявлен первым помощником героя Рейха и государственного святого Аурона Лефорта, — с нескрываемой улыбкой, чуть придавленной прежними скорбями, объяснил Конвунгар. — Теперь имя твоё, и тех, кто был с тобой рядом, отразится на страницах учебников и книг. Ты стал свидетелем великих событий, ты сражался бок о бок с легендами крестового похода и прошёл сквозь кошмарный ад. Да и по слову Императора тебя так быстро спровадили из военной части, ибо там ты больше не нужен. Он призывает тебя на службу к себе или готов даровать покой.

Вновь размышления окутали хмурой пеленой разум Маритона и снова его стали терзать сомнения и противоречивые ощущения. С одной стороны ему суждено стать славным воителем, вершителем суда над оставшимися нечестивцами, такими же, как Апостолы, что ещё по всему миру чинят террор над обычными людьми. Сколько ещё тиранов и деспотов ожидают справедливого суда и кары от меча имперского правосудия, но их ждёт иная диктатура, однако тут не получился уйти в сторону и не выбирать из двух зол, ибо подобный шаг сам по себе таит великие и циничное зло и обрекает миллионы обычных людей на долгие годы смертельного правления похотливых и жестоких властолюбцев. Но с другой стороны Империя прекрасно справится и без Маритона, ибо её войска продолжают вести Первоначальные Крестоносцы, храбростью и силой, как это делал Аурон Лефорт или мудростью и стратегическим гением, как Конвунгар Чжоу. А все войны, жестокость и кровопролитие, которым суждено свершиться неисчислимое множество раз, претили Маритону, растерзали его душу. Слишком много неизлечимых ран, чтобы продолжать войну — потеря родителей, бесчеловечная работа, вынуждающая идти против людей, гибель любимой девушки от рук палачей, уничтожение дома в свете ракетного удара и затем ещё смерть друзей. Всё это нахлынуло жуткой фантасмагорией уныния и бессилия на уставшее сознание и дух.

— Война, — тяжело сошло слово с губ мужчины. — Нет, с меня хватит. Для меня лучше стать историей, чем продолжить её создавать. Пусть это делают другие, а мне хватит пороха и крови на всю жизнь.

Карие глаза Конвунгара не наливаются презрением или досадой от такого аккуратного отказа. Он понимает, что значит покой, свобода от войны и мир, который ещё долго будет недоступен «Первоначальному Крестоносцу», так как взывают тысячи битв и десятки стран, в которых до сих пор царствует воля безумцев и развращённых властью сердец.