Очнулась я в каком-то пустом и темном помещении. Как забралась сюда — не помню, верно, просто толкнула какую-то дверь. Это тоже была аудитория, только, кажется, заброшенная. Пахло пылью и даже немного сыростью, на стенах темнели портреты великих. В незашторенные окна лился лунный свет, и я вдруг увидела, что сегодня полнолуние.
Со вздохом уселась на лавку и задумалась. Разум твердил, что надо вернуться и хотя бы попытаться извиниться и загладить свою вину перед аристократом. Правда, вряд ли он простит, обитатели Бездуш не умеют прощать. От воспоминания, как шипела горячая подошва утюга на животе Вандерфилда, мне делалось дурно. Да за это меня отправят в казематы, точно!
Я застонала, сжав виски ладонями. Однако прятаться в темноте вечность невозможно и, превозмогая себя, я выбралась из класса и потащилась обратно. Снова и снова я прокручивала в голове извинения, которые скажу Вандерфилду. Хотя бы попытаюсь сказать…
Но ничего говорить не пришлось. Потому что дверь с цифрой семь оказалась заперта и на мой робкий стук никто не открыл.
«Может, аристократишка отправился к карателям писать на меня обвинительную?» — невесело подумала я, возвращаясь в свою комнату.
Что ж, надеюсь, арестуют меня после завтрака, и я успею напоследок набить желудок академическими булочками.
Этой ночью я почти не спала. Мои соседки мирно дрыхли под одеялами, а я смотрела в окно на луну и в который раз прокручивала в голове мои бесславные дни в академии. Их оказалось до обидного мало.
Снова и снова перед глазами вставала жуткая картина: я и Вандерфилд. Он наклоняется, а моя рука дергается. И утюг шипит… Как объяснить, что это вышло случайно? Что я не хотела ранить его? Что просто испугалась?
Кто поверит моим объяснениям…
Да даже если и поверят, что толку? Эш наверняка уже донес на меня!
Терзаемая угрызением совести и жуткими картинами своего будущего, я задремала лишь под утро, и то ненадолго. Когда Брин проснулась, я уже сидела на кровати умытая, одетая и причесанная.
— Совсем не выспалась, — пожаловалась Шелли, разлепляя глаза, и заныла: — Брин, давай не пойдем на первый урок, ну давай!
— Живо вставай, — не вняла ей сестра. — Тина, ты уже проснулась?
Кивнула. Разговаривать сегодня не хотелось. К счастью, близнецам хватало общества друг друга, и меня они не трогали. За завтраком Брин снова размазывала кашу по тарелке, а Шелли смеялась по каждому поводу, я слушала их краем уха. И все косилась на дверь, ожидая, когда она распахнется, впуская карателей.
— Слышали, что вчера было? — рядом с Брин упала на лавку невысокая темноволосая девушка.