Учитель же географии на вопрос, отчего Юля ревет, ответить затруднился и молчал, пытаясь осознать этот странный факт. Наконец он сосредоточенно спросил:
— Как — ревет?..
— Обыкновенно, — уточнил Кукарека, — слезами.
— Из-за меня?.. — растерянно спросил Александр Арсеньевич.
— А из-за кого же еще? Если не из-за вас, то чего она тогда говорит: «Дурак твой Сан Сенич»?..
Лицо Александра Арсеньевича в эту минуту действительно стало немножко глупым, и он переспросил радостно:
— Как она говорит?..
Но Кукарека смутился и повторить крамольную фразу сестры отказался наотрез…
А на следующий день Саня вдруг решил немедленно начать готовиться в аспирантуру. Потому что утром, когда он подошел к Юле и сказал: «Здравствуйте, Юля!» — она кивнула ему так вежливо и равнодушно, будто и знать его не знала…
«Ну всё! — подумал Александр Арсеньевич, смертельно обидевшись. — Ну и ладно, ну и не надо! Подумаешь… Поступлю в аспирантуру, уйду из школы…»
А тут еще Лешу Исупова застигли в туалете на месте преступления: он курил.
— Если ты уже сейчас куришь, то чего же можно ожидать от тебя в будущем? — допытывалась у Исупова Лола Игнатьевна.
— Ничего хорошего! — дерзко соглашался Леша.
— Вот видишь!
— Вижу.
— Исупов, ты добьешься!.. — вздохнула Лола Игнатьевна. — Ты очень плохо кончишь, Исупов! — И она высказала свою заветную мысль: — Делай что хочешь, хоть на голове стой! Но не раньше, чем кончишь школу. А в школе тебе никто делать что хочешь не позволит, потому что ты пока никто…
Александр Арсеньевич при этой беседе, естественно, присутствовал, тосковал, злился на Лешу, злился на завуча и думал: «Кой черт понес меня в школу?! Все, сегодня же сажусь за реферат, хватит, надоело все!» — но Лешу по привычке спас.
— Сашенька, отнеси домой тетради, — попросила Елена Николаевна, когда он собрался домой.
Александр Арсеньевич взял под мышку кипу общих тетрадей и отправился домой — готовиться в аспирантуру.
Выйдя из школы с благими намерениями, будущий аспирант вдруг увидел Юлю. Она шла чуть впереди. И как-то так вышло, что он пошел за ней. Поступок этот был нелеп и Александра Арсеньевича не украшал ни в малейшей степени. Он и сам это понимал, но идти продолжал. «На перекрестке сверну, — подумал он, прижимая покрепче тетради. — Зачем я иду за ней? Мальчик ли я?..» Но перекресток миновал за перекрестком, а Александр Арсеньевич все шел как привязанный. Наконец, в сотый раз спросив себя: «Мальчик ли я?» — и в сотый раз ответив решительно: «Нет!» — он догнал ученицу и молча, с независимым выражением лица зашагал рядом. Молчали довольно долго.