Белая лошадь – горе не мое (Соломко) - страница 53

— Не троньте его! Не смейте! — пыталась оттащить, но ее толкали (она упала два раза) и, не обращая внимания, продолжали…

— Юля, немедленно идите домой!

Но она не уходила, и Саня в отчаянии крикнул снова:

— Юлька, уходи, я кому сказал?!

— Уходи! — повторил кто-то эхом.

И Юля вдруг пропала.

Били Саню умело. Он в меру сил старался отвечать, пока не почувствовал вдруг, что перед глазами у него все плывет и ноги не держат. В голове гудело, он собрал последние силы и ударил кого-то, стремительно на него надвигающегося…

— Спасибо, дорогой! — сказал голос Михо.

Саня мотнул головой, чтоб стряхнуть туман и шум.

— Этого держи! — кричал Андрей Славику. Славик «этого» задержал, но налетела Юля:

— Это Юрка, он наш!..

Саня оттолкнул Михо, обернулся и смутно различил в тяжелом розовом тумане знакомую фигуру. Шамин стоял сунув руки в карманы.

— Выручил, брат! — обнял Шамина Михо. — Затоптали б они его без тебя.

Шамин выдрался из объятий, не ответил.

— Сам-то как?

— Нормально, — ответил трудный подросток, и мрачно взглянул на Саню.

— Санчо, голова в порядке? — спрашивала Светка, тряся Саню за плечи.

— Все нормально… — едва выговорил Саня разбитыми губами. Чтобы не упасть, он привалился к стене.

— Горе луковое, больно?.. Мальчики, возьмите его, отнесите наверх… Он упадет сейчас…

— Сам! — выговорил Саня, мотая головой. — Юлька где?..

— Да здесь твоя Юлька, — успокоил Михо. — Давай-ка я тебя дотащу.

— Не троньте его! — сердито крикнула Юля и подскочила к Сане с явным намерением защитить его от друзей. — Его нельзя так… — И повернула к Сане светлое свое, все понимающее лицо. — Больно?..

Сане вдруг стало совсем не больно, он шагнул от стены, а Юлька уткнулась ему в плечо и заревела в голос, как маленькая…

Во тьме пустого двора, на скамейке под тополем, сидел, скорчившись, Шамин. Шамину было больно, и он изо всех сил сжимал зубы, чтобы эту непонятную боль сдержать. Он совсем не пострадал в драке, имевшей место несколько часов назад, — он умел драться. Но все-таки было больно, так больно, что хоть в голос вой: «Я люблю тебя, я люблю!.. Я утром просыпаюсь и сразу — о тебе, о том, что увижу тебя, я днем за тобой по пятам, прячась за углами, я вечером: пусть ты мне приснишься, ты, ты, мне никто больше… а ты меня — нет…»

Что с ней делать, с этой любовью, лишней, бездомной, ненужной тебе, куда девать?..

Лолу бы Игнатьевну сюда, чтоб объяснила… Но Лола Игнатьевна спала, а грозный и опасный скинхед Шамин, человек, которого все боялись, сидел и плакал во тьме под тополем.

— Интересно узнать, как ты в таком виде в школу пойдешь? — с некоторой долей сарказма поинтересовался наутро директор.