— Да-да, — согласился Саня.
— Отец, в сущности, прав. Я не виноват, что жизнь так плохо устроена. Можно, конечно, не замечать этого и делать вид, что все в ней прекрасно и удивительно, но это просто неумно! Я думаю, оттого что я испорчу себе жизнь, никому лучше не станет. Я прав?
Вопрос был чисто риторический. Саня не ответил, посмотрел на Борю и спросил меланхолически:
— Какое сегодня число?
— Двенадцатое, — ответил Боря, взглянув на часы. — А что?
Аристотель Сане и Юле не удивился, сказал только:
— Имей в виду, Петухова, что тебя пускаю только из вежливости. Ишь чего придумала!.. А разговаривать с тобой все равно не буду, и передай своим одноклассникам, что я ваши подметные письма выбрасываю не читая…
— Матвей Иванович, а откуда вы это знали?.. — хмуро спросил Саня.
— Что?
— Про Борю. Что через две недели…
— А-а… — понял Аристотель и поглядел на Саню с жалостью. — Вон что… Уже?
Саня кивнул.
— Ну и как он ушел?
Поскольку Саня горестно молчал, ответила Юля:
— Поблагодарил за гостеприимство, а напоследок сообщил, что не сможет больше быть старостой географического кружка, потому что по воскресеньям у него тренировки, его папа в секцию карате устроил… Так что в походы он ходить не сможет…
— Замечательно! — одобрил Аристотель. — Спорт — это отлично. Развивает физически, дает бодрость, здоровье. Не понимаю, Саня, почему это правильное решение Исакова заняться спортом вызывает у тебя отрицательные эмоции…
— Он же предатель! Понимаете? — сказала Юля.
— У вас все предатели! — сердито пробормотал Аристотель. — Глупости это всё!
— Вы считаете, — с вызовом произнесла Юля, — что если ему только шестнадцать…
— Я считаю, — морщась, перебил Аристотель, — что предать можно только то, что ты любишь, во что веришь. А Исаков ничего не предавал, он просто выбрал то, что ему выгоднее, всего-то!
— Но он же с нами был! — потерянно сказал Саня. Худо было ему и не очень понятно, как же все это случилось…
«Дети — маленькие мудрецы»! «Устами младенца глаголет истина»! Как же так? Ведь в походы вместе ходили… Сидели рядом у костра, сколько всего было сказано… Ведь так хорошо все было!
— Он же все понимал, он наш был!
— Никогда он не был «наш»… — вздохнул Аристотель. — Он «свой» был, вежливый, начитанный мальчик. Очень благополучный, у которого всегда и все в жизни было замечательно…
— Но он всегда за всех заступался!
— А! — махнул рукой Аристотель. — Это, знаешь ли, очень приятно, когда тебе ничего за это не грозит. А теперь он сообразил, что жизнь вовсе не праздник, и, в общем, ему крупно повезло в ней, надо дорожить… И пропади она пропадом, справедливость эта, коли из-за нее надо поступиться своими удобствами…