– Он говорит, что в прыжке к свободе сила – не главное, – перевел европеец.
Брюс не согласился. Он занимался боем с тенью в своей камере, нанося удары руками и ногами по пустому воздуху.
– Мое тело делает прыжок.
– Выживание – это дух, – сказал слепой на ломаном английском, удивляя Брюса. Акцент был сильным, но смысл был более или менее ясным. – Душа.
– Моя душа готова убежать, как и мое тело, – настаивал Брюс.
«Может, даже больше».
Слепой покачал головой.
– Страх – вот почему ты терпишь неудачу.
– Я не боюсь, – возразил Брюс. – Я злюсь.
Он ударил кулаком воздух, представляя перед собой уродливое лицо Бэйна. Он представил, как гротескная черная маска трескается под его костяшками, точно так же, как Бэйн расколол маску Бэтмена. Ему не терпелось отомстить.
«Скоро», – пообещал он себе.
Наконец, он был готов снова попробовать взобраться на стену.
Веревка снова обвилась вокруг него, толстые спирали натирали его ушибленные ребра, он начал подниматься. На этот раз собралась гораздо меньшая толпа. Большинство заключенных уже видели это шоу; они были мало заинтересованы в повторении на бис. Только горстка заключенных наблюдала со смутным интересом.
Это вполне устраивало Брюса. Он делал это не ради публики.
Сердито, позволяя своей ярости управлять собой, он снова взобрался на стену, разыскивая запомнившиеся поручни и щели. Несмотря на уже состоявшееся знакомство с утесом, подъем не стал легче. Тяжело дыша, он боролся со стеной, как будто это был еще один враг, удерживающий его вдали от Готэма. Он думал о Гордоне, лежащем на больничной койке.
О нападении на футбольный стадион.
О тех телах, свисающих с моста...
«Я иду за тобой, Бэйн».
Отслоившийся кусок породы отломился от скалы и, потеряв опору, Брюс снова упал. Веревка натянулась, впиваясь в грудь и подмышки, и он снова врезался в стену. Во всяком случае, столкновение было более жестоким, чем предыдущее. Боль еще одной неудачи разбила ему душу, суровый камень наказал его тело. Он болтался вверх ногами, высоко над грязной зеленой лужей на дне ямы.
Далекий проблеск солнечного света дразнил его.
Внизу слепой покачал головой, а европеец играл в карты с тощим, недокормленным заключенным, который посмотрел на Брюса, беспомощно висящего над головой. Капля пота упала на карточный стол.
– Разве вы не должны его спустить вниз? – спросил костлявый заключенный.
Европеец пожал плечами и разыграл другую карту.
– Он справится.
Брюсу было всего восемь лет, и он лежал на дне заброшенного колодца. Его рука пульсировала, будто сломанная. Испуганный и испытывающий боль, – неистовые взмахи крыльев летучих мышей все еще звучали у него в голове, – он с тревогой наблюдал, как его отец спускался на веревке, чтобы спасти его. Томас Уэйн поспешил утешить своего сына.