— За-аговор… — протянула она. И резко развернулась к матери: — Я права, мама?! Вот зачем я здесь. Ты втянула меня в заговор против короны. Рискнула жизнями — моей и моего сына. Но своего держишь вдали от этого, чтобы в случае провала он мог сказать, что не был осведомлён. Или, в случае успеха, смог присягнуть новому королю, как сын и брат тех, что помогли ему взойти на трон.
В глазах Эрри полыхнула ярость такой силы, что Валения вскочила на ноги и сделала несколько шагов назад, увеличивая дистанцию.
— А как же я и Дэнни, мама? Тебя не волнует, что будет с нами, если переворот обернётся провалом? Ты думала, что станет со мной и моим сыном?! Вистер уже угрожал жизни Дэнни однажды, и я уверена в том, что он исполнит угрозу, едва я дам ему повод сделать это!
Валения поджала губы, не решаясь озвучить свои мысли. Вертела кольца на руках, не в силах бороться с волнением и кусала губы, подыскивая нужные слова. Но под полным ярости взглядом всё же вздохнула и сказала:
— Отец оставил тебе письмо, Эрри. Я не знаю, что в нём, но думаю, это поможет тебе взглянуть на всё по-другому, — и тут же из-за пояса вытащила сложенный во много раз лист бумаги.
Эрри, сдерживая дрожь в пальцах, приняла его. Бросила взгляд на мать:
— Оставь меня.
— Эрри…
— Я сказала, оставь меня, мама, пока я ещё способна найти в себе силы разговаривать с тобой.
И только когда за Валенией закрылась дверь, Эрвианна дала волю чувствам.
Вся боль, вся злость и ярость, что свили гнездо в её сердце, выплеснулись горячими слезами. Потекли по утратившей краски коже, сорвались солёными каплями с подбородка и разбились о тонкий шёлк платья. Чуть слышно скрипнула дверь, двинулись шторы от сквозняка, ворвавшегося в открытое окно. Светловолосая Оси прошмыгнула в гостиную — узнать, не нужно ли чего госпоже.
— Нет, — непривычно спокойно ответила Эрри. — Хотя… скажи, что мне нехорошо сегодня, и что не желаю никого видеть. И до заката не заходи ко мне сама.
— Да, госпожа, — склонилась Оси, пряча за низким поклоном растерянность на лице.
И снова Эрвианна была одна. Воздуха, что порывался сорвать тяжёлые шторы с карнизов, не хватало, чтобы дышать полной грудью. Чтобы развеять душащую злость. Вино, что она отпивала маленькими глотками, не могло смыть горечь с языка. И страх, что не давал развернуть письмо, пробегал по телу дрожью.
Письмо нашло место на столике и оттуда словно издевалось над Эрвианной, подсматривая за ней красным глазом герцогской печати.
Эрри же мерила шагами комнату. На белой ткани повязки проступили красные пятна крови. Но она не чувствовала боли. Не слышала ничего за грохотом и звоном в ушах.