Нет, вот нужно было линять, пока была такая возможность…
Представители магистрата сидели за длинными столами по правую и левую руку в количестве семь справа и три слева. Слева были тёмные. И это мне было понятно не только потому, что они были все в чёрном и мрачном, а ещё и потому, что их было меньше. Так называемое равновесие магистрата. Прямо перед нами открывалась площадка, на которой до самого нашего появления шёл допрос с пристрастием.
Абрахам Волен допрашивал лича в присутствии всего магистрата и выяснял подробности ритуала приживления души.
— Здрассть..! — засмущалась я.
И тишина. И тут голова заболела и закружилась так, словно мой мозг перемешали ложкой и вынули через ухо.
От боли я рухнула на колени. Кажется, орала, как резанная. Поднялся гул. Кто-то что-то кричал. Но до меня доходил только звук, а не смысл.
И тут же всё закончилось. Так же мгновенно, как и началось.
Я едва смогла сфокусировать взгляд на Абрахаме, стоящем прямо передо мной. Он был бледен и страшен. В прямом смысле этого слова. Некроманты вообще страшны в гневе.
— Потрясающе, — худющий длинный тип с длинными, собранными в высокий хвост серебристыми волосами, и чертами лица подозрительно смахивающий на крысу. На первый взгляд ему было лет тридцать пять, но на деле могло бы быть и триста пятьдесят. — Он говорил правду. Девчонка действительно носитель души Кэтрины Ролден.
Говорил он таким тоном, каким обычно говорят, что в булочную мастера Хулга завезли свежий хлеб. Эмоций вообще никаких. Сухо и по делу.
— Ты уверен? — покосился на меня мужик, напоминающий одного из амбалов Гори Полумесяца. — Как по мне, она не похожа…
— Поверь, если бы ты, Сивель, пообщался с этой юной особой, то понял бы, что в ней гораздо больше от Кэтрины, чем видно не первый взгляд, — подала голос сидящая слева магистр Тоэри. Ведьма была сегодня особенно хороша — с распущенными волосами и в неизменно узком платье.
— Она уникальна, — наконец подал голос Дорк, и я вздрогнула от неожиданности. — И я прошу отдать девочку под мою опеку и ответственность.
Абрахам разглядывал носки своей обуви, и, как бы я ни старалась поймать его взгляд, у меня ни черта не получалось. Кажется, магистр старался взять себя в руки и у него даже немного получалось. По крайней мере, волосы шевелиться перестали.
— Я за то, чтобы оставить девочку в живых, — сказал Гарольд Сольв, сидящий справа.
— Может, ещё и в Академии? Это противоречит сложившимся годами устоям, — квакнул старичок с жиденькой бородой и в дурацкой шапочке, призванной, похоже, прикрывать лысину на макушке. Потому как только макушку и прикрывала. — Мы не знаем, к чему может привести подобное вмешательство в замысел Единого.