Вот знакомый с детства шпиль Петропавловского собора. Но здесь он весь обвит пышными, цепкими лианами. Прямо на руке золотого ангела свили гнезда семицветные райские птички-танагры. Вокруг старинного храма теснились густо-зеленые кроны авокадо, папайи, древовидных папоротников, острые листья бамбука, вялые опахала банана. Какой контраст классической архитектуры и буйства тропиков! Будто затонувшую Атлантиду внезапно выдернули со дна морского, вместе со всеми водорослями и океанской травой посейдонией.
Другой пузырь слепил рассыпчатым вечным снегом. Нарышкин бастион, с которого в октябре 17-го дали пушечный залп о начале революции, в этой реальности превратился в ледяную горку для пингвинов. Рядом шлепали ластами тюлени.
Вдоль мощных каменных стен Трубецкого бастиона, в тюрьме которого на Лизиной родине томились четверо великих князей и множество других жертв Красного террора, бродили флегматичные верблюды, изредка останавливаясь, чтобы пощипать одинокий саксаул или угоститься сухой колючкой.
Сердце Петербурга узнать было невозможно. Мрачный, царственный ореол Петропавловки растерзали на лоскутки голосистые попугаи и раcхватали на кирпичики шумные мартышки.
— Нелепость и дикость! Возмутительно! — не сдержалась Лиза, любившая гулять по гладким булыжникам великолепного форта. — Кто позволил поселить зверей в исторической крепости?
— Император Константин Алексеевич, еще полвека назад, — удивленно отозвался граф. — В качестве символа новой эпохи без политзаключенных… «Сады цветут там, где тюрьма стояла», есть такие стихи как раз об этом событии… И популярная песенка шестидесятых «Заячий остров — зайцам»…
— А как же великое наследие прошлого? — не могла успокоиться Лиза, глядя на двух леопардов, возлежащих на крыше Монетного двора. — Как же «твердыня власти», а? Петр Первый тут что, зря убивался по пояс в болоте, что ли?
— Видите ли, сударыня, если разобраться, зайцы поселились на этом острове гораздо раньше Петра, так что еще неизвестно, что считать наследием прошлого… Но почему вас, швейцарку, так беспокоит этот факт?
— Нипочему, — мрачно сказала Лиза. — Боюсь, как бы мартышки не заразились стафилококком в бывших камерах политзаключенных.
— Разумеется, внутри всех корпусов провели полную реконструкцию, приспособили здания под нужды животных, — простодушно успокоил ее граф.
— А денежки? Монеты где теперь чеканят, если Монетный двор закрыли?
— Деньги нынче в основном электронные, — пожал худыми плечами граф.
Лиза безнадежно махнула рукой.
Кабинка медленно проползла над песчаной отмелью Кронверкского пролива, на которой безмятежно дрыхли пятиметровые миссисипские аллигаторы. Бывшая протока Невы, стремительная и прозрачная, превратилась теперь в теплый и мутный бассейн, напоминающий знаменитые луизианские болота с их водяными гиацинтами и ловушками-кувшинками. Кое-где вдоль берега взмывали вверх кипарисы и кедры, по стволам карабкались разноцветные древесные орхидеи. Неподалеку Лиза приметила пару цапель, несколько бурых пеликанов, ондатру и подивилась, что те разгуливают совсем рядом с аллигаторами; однако тут же увидела полупрозрачную сетку, отделявшую хищников от вкусного обеда.