— А мать тебя чему-нибудь учила? — спросил я заинтересованно.
— Мать? Эээ… нет. Она практически всегда была занята, и ей было некогда заниматься такой ерундой. Но она проверяла мои знания каждую неделю, и, если мои успехи казались ей слабыми, то она ругала, и меня, и мою преподавательницу. А ещё меня лишали десерта на всю следующую неделю! Это было просто ужасно!
В голосе Лайзы послышалось реальное отчаяние и я понял, что, как все девушки, она была сладкоежкой.
— А добрые учителя у тебя были? — спросил я, попытавшись сменить тему на более приятную.
— Добрые? Учитель не должен быть добрым! Это расхолаживает ученика и потворствует его лени! — ответила Лайза явно заученными словами.
— Серьезно? Неужели, тебя так мучили, с самого раннего детства?
— С детства? Да нет. Когда я была маленькой у меня была замечательная гувернантка, — проговорила Лайза, и в голосе её послышалась явная теплота. — Она была всегда ласковой и никогда меня не наказывала, даже если я делала что-то не так или шалила… Я звала её тётя Бекки… Жаль, мать её уволила.
— Уволила? Почему?
— Я не знаю… — проговорила Лайза грустно. — Так ей захотелось и всё! Я даже не сразу об этом узнала! Она рассказала мне об этом только через пару недель, когда я достала её вопросами: «Когда же тётя Бекки вернётся?»
— И ты больше никогда её не видела? — спросил я сочувственно. Мне показалось, что Лайза сейчас заплачет.
— Нет, она никогда больше не возвращалась, и даже не написала мне ни одного письма, хотя читать я уже умела! Наверное, она очень обиделась на меня из-за того, что сделала моя мать…
В уголках глаз у Лайзы действительно появились слёзы. Она смахнула их и отвернулась, посмотрев в окно.
— Я очень скучала по ней. Очень. Но потом всё прошло. Ладно, хватит об этом! Давай поговорим о чем-нибудь другом!
— Лайза, а почему ты не разыскала её, когда выросла? — спросил я, слегка удивлённо. — Ведь я уверен, что это было бы несложно!
— Разыскать её? — было похоже, что такая идея и правда не приходила ей в голову. — Зачем? Ведь она меня бросила!
— Ты думаешь? Ведь ты сама сказала, что это твоя мать её уволила?
— Ну, пусть так! Она наверняка на нас обозлилась! И теперь уж тем более не вспомнит обо мне!
— А вдруг, вспомнит? — возразил я. — Ну, что ты теряешь? Как минимум, ты сама всё это выяснишь, а не будешь полагаться на детские догадки. Лайза ты ведь уже взрослая, а не ребёнок, за которого всё решают родители!
— А если она меня не узнает? Если она скажет, что это я виновата в том, что её уволили? Что мне тогда делать?!
В голосе Лайзы послышался страх, тот детский страх, что парализует волю даже взрослого человека.