— Ну, скорее, скорее!
Дюкро отер пот и плеснул себе еще коньяку.
— Это все. Я нашел объяснение, по крайней мере, его самоубийству.
— Что же это за объяснение?
— Когда ему сказали, что ночью вас ранили и сбросили с баржи в воду, он сразу решил, что это сделала Алина — то ли под горячую руку, от возмущения, то ли оттого, что вы на нее покусились…
— Мог бы у меня самого спросить.
— А он вообще когда-нибудь с вами заговаривал? А ваша дочь? Из-за того, что ему не позволили уйти в монастырь, он считал себя неудачником, обломком кораблекрушения и решил сделать хотя бы красивый жест. Юнцы в своих мансардах нередко мечтают о таких вещах. К счастью, им не всегда удается осуществлять эти мечты. А вашему сыну удалось. Он спас Алину! Он признал себя виновным! Вы этого, наверно, не понимаете, но поймут все молодые люди его возраста.
— А вы? Вы-то как поняли?
— Не только я. Ведь даже Гассен, кочуя из бара в бар, в пьяном беспамятстве, ни с кем не разговаривая, дошел до того же. Вчера вечером он не вернулся на баржу, оставил Алину одну, а сам снял комнату напротив.
Внезапно Дюкро отдернул штору, но из освещенной гостиной в темноте ничего не было видно.
— Вы ничего не слышали?
— Нет.
— Что вы собираетесь делать?
— Не знаю, — бесхитростно ответил Мегрэ. — Когда двое непременно хотят подраться, их обычно стараются разнять. Но закон не дает мне права вмешиваться там, где только пахнет убийством. Он позволяет мне лишь потом арестовать убийцу.
Дюкро вытянул шею.
— Но для этого нужны доказательства.
— Так что?..
— Ничего! В среду с полуночи я уже не буду иметь никакого отношения к полиции. Вы очень кстати мне напомнили. У вас, случаем, не найдется серого табака?
Дюкро указал на керамический сосуд; Мегрэ взял его, но сначала, еще не набив трубку, наполнил кисет. В дверь постучали. Это был Дешарм. Он вошел, не дожидаясь ответа.
— Прошу прощенья. Жена очень извиняется, она не сможет спуститься к обеду. Плохо себя чувствует. Это из-за ее деликатного положения…
Но сам он больше не ушел, поискал глазами, где бы устроиться, и в удивлении уставился на рюмки с коньяком.
— А вы не хотите лучше выпить аперитива?
Как ни странно, Дюкро не одернул его, кажется, даже не заметил его присутствия. Он подобрал с ковра отброшенную трубку — она почти не пострадала, только с одной стороны на пенке белела щербинка — и, послюнив палец, потер поврежденное место.
— Моя жена наверху?
— Только что пошла в кухню.
— Вы позволите, комиссар?
И хотя он больше ничего не сказал, вид у него был такой, словно он ожидал, что комиссар не разрешит ему выйти.