— Возможно, этим все и объясняется. Смотрите, Алина слабоумна. А ваш сын Жан? Болезненный, нервный, чувствительный — ведь у него до истерик доходило. Однокашники считают, что он и мужчиной-то не был, и вечно подшучивали над ним. Отсюда трогательная, но совершенно чистая привязанность к Алине.
— К чему вы клоните?
— А вот к чему: раз Бебера убили, значит, это он был ее любовником. «Золотое руно» часто целыми неделями стоит в Шарантоне. Гассен все вечера торчит в бистро. Помощник шлюзовщика предоставлен самому себе и, слоняясь возле барж, как-то раз встречает Алину…
— Замолчите!
Шея у Дюкро покраснела, он отшвырнул трубку в угол гостиной.
— Это правда?
— Не знаю.
— Скорее всего, ему даже прибегать к силе не понадобилось: при ее потрясающем простодушии она, должно быть, не понимала, что делает. И уж конечно никто ни о чем не догадывался. До самых ее родов… Она общалась с тремя мужчинами. Как вы думаете, кого заподозрил Гассен?
— Меня, конечно!
В то же мгновение он вздрогнул, тяжело протопал к двери и рывком распахнул ее. За дверью стояла его дочь. Дюкро замахнулся. Она закричала. Однако он ее не ударил, а только с силой захлопнул дверь.
— Следовательно?
Он двинулся на Мегрэ, как зверь на арене. Но комиссара это не смутило. Он продолжал в прежнем тоне:
— Я сразу обратил внимание на то, что Алина вас боится, даже больше, чем просто боится. У Гассена должна была возникнуть та же мысль. Так вот, с тех пор, как вы стали появляться около нее…
— Ладно, ладно. Дальше?
— Почему бы кому-нибудь еще не могло прийти в голову то же самое, тем более когда всем известно, что вы ни одной юбки не пропускаете?
— Ладно, говорите!
— Ваш сын…
— А потом?
В комнате наверху послышались голоса, шаги. Это Берта, рыдая, рассказывала матери и мужу об инциденте у двери. Потом появилась перепуганная служанка.
— В чем дело?
— Мадам просит вас подняться наверх.
Дюкро не удостоил ее ответом. Налил себе в рюмку доверху коньяку и залпом выпил.
— Так на чем мы остановились?
— На том, что вы вызывали острую неприязнь по меньшей мере у трех человек. При вашем появлении Алина запирается в каюте; когда ей говорят о вас, пускается в слезы. Ее отец не спускает с вас глаз и ждет только случая, чтобы подтвердить свои догадки и отомстить вам. Ну, а ваш сын — он мучается, как мучаются только очень нервные натуры. Разве он не сказал вам однажды, что хочет стать монахом?
— Полгода назад. От кого вы узнали?
— Не важно. Вы не давали ему вздохнуть, стирали его в порошок. За всю жизнь у него только и было радости — те три месяца, что он после болезни провел на «Золотом руне».