Нет могил? Я вспоминала подводную лодку «Товарищ», погибшую в тридцать пятом. Как после ее подняли и извлекали тела экипажа – а я представляла, как они там медленно и мучительно задыхались, заживо погребенные в лежащем на дне стальном гробу[172]. Бр-р, по мне так куда лучше умирать как в Цусиме, от вражеских снарядов! Понятно, отчего у подводников, как мне разъяснили, льготы по сроку выслуги и увеличенное жалованье! Почти сотня побед – это какое же мастерство и удача нужны, чтобы выйти живыми? Сто раз заглядывать в глаза смерти – и мило шутить за столом?
К-25 возвращалась в Полярный, когда Иван Петрович вызвал меня и Ефремова и заявил, что получена радиограмма из штаба флота с приказом.
– Мы не зайдем в базу. Сейчас всплывем, примем с «Сухоны» боевые торпеды – и на запад. А вас, товарищи писатели, попрошу перейти на транспорт, через сутки будете на берегу. Было приятно с вами познакомиться, Анна Андреевна, и с вами, Иван Антонович. Не поминайте лихом – может, еще и встретимся, в Москве.
Я ответила – что тогда уж в Ленинграде. И простите, если это секреты – но это что, война? После атомных бомб, Сианя и Шанхая, мир застыл на грани, как летом четырнадцатого. И я помнила слова Лазаревой, сказанные мне тогда: когда над городом тысяча тяжелых бомбардировщиков, меркнет солнце, а бомбы падают как дождь, и после в бомбоубежищах находят лишь пепел вместо людей. И единственная атомная бомба приведет к такому же результату. Боже, какой рыцарственной и гуманной казалась мне сейчас та далекая война, первая из числа великих войн – во время которой мы ужасались неслыханным прежде жестокостям вроде массового взятия и казней заложников, потопления мирных пассажирских пароходов. Вторая намного ее превзошла – какой же будет третья?
И бесполезно протестовать. Как в романе одного классика (интересно, был ли этот случай в жизни?), когда интеллигент, учитель, попав на фронт, увидел, что вокруг падают снаряды. И он бросил винтовку, встал из окопа и закричал: «Что вы делаете, здесь же люди!» Его разорвало в клочья снарядом. И война – еще Первая, не Вторая – продолжалась целых четыре года.
И если подводная лодка выходит в поход с боевыми торпедами – значит, война уже объявлена? Иван Петрович лишь плечами пожал – задача боевая. То есть будем врага топить. А он нас – будет стараться.
Лида Ч. мечтала, чтобы война началась – и нас разбили. После чего, по ее разумению, «цивилизованный мир научит нас демократии». Подобно тем интеллигентам, что слали поздравления микадо «с победой японского оружия». Но я-то не интеллигентка и никогда ею не была. Пусть большевики, подобно простонародью, не делали различия между интеллигенцией и дворянством. Интеллигент не служит никому, кроме себя, – а для дворянина же свобода означает свободу выбора, кому служить. Интеллигент не обременяет себя понятием чести, руководствуясь исключительно разумом (и целесообразностью) – для дворянина поступить бесчестно, даже перед самим собой, недопустимо. Знаю, что дворяне старой империи были далеки от этого идеала – потому и стала возможной большевистская революция. Но каждый отвечает за себя.