Чтобы звонить по телефону, оставаясь неузнанным, я собрал простенький преобразователь голоса. На скорую руку, без корпуса – голая плата с натыканными транзисторами, две батарейки «Крона» примотаны к ней синей изолентой. И так сойдет…
А послание Андропову наговорю через микро-ЭВМ.
Я завел свой «Коминтерн», подключил магнитофон «Спутник», вставил драгоценную кассету «Сони» – для благого дела не жалко. Прокашлялся, нажал красную кнопку и заговорил в маленький микрофончик:
– Уважаемый Юрий Владимирович! Я тот, кого вы называете Михой или Хилером. Только не анализируйте голос, который вы сейчас слышите – он не мой, я говорю через специальный преобразователь. Я пока не готов открыто с вами сотрудничать – не хочу лишаться обычной жизни. И у меня к вам большая просьба: пожалуйста, не ищите меня или хотя бы убавьте прыть ваших подчиненных. Неужели вас так волнует тайна моей сверхинформированности? Может, стоит сосредоточиться на главном – на самой информации? Кстати, я всеведением не страдаю, очень и очень многое мне неизвестно точно так же, как и вам. Но кое-что знаю. Сейчас расскажу о некоторых событиях, которые произойдут в этом году, и немного затрону более отдаленное будущее…
Я говорил четко и неторопливо, с выражением. Мне едва хватило кассеты, чтобы записать все, что хотел. Конечно, наговорить я мог куда больше, но стоит ли пугать предков теми безобразиями, что учинят их неблагодарные потомки?
Перемотал кассету, вынул ее и упаковал в коробочку. Готова посылочка!
Быстро накинув куртку и сунув ноги в разношенные «прощайки», я спрятал послание и прихватил с собой преобразователь, завернутый в газету. Вышел, запер дверь, спустился по лестнице… Сегодня все эти привычные действия обретали некий иной смысл. Как-никак, я нес в кармане куртки ха-ароший заряд послезнания! Если его использовать с толком, мир немножечко изменится – и в границах СССР, и за рубежом.
Я направлялся к железной дороге, где стояла старая кирпичная башня, имевшая отношение к водокачке. Паровозы ушли на запасные пути, а башня осталась торчать в гордом одиночестве как монумент эпохе пара. В детстве мы сюда частенько наведывались, но дяди-путейцы нас гоняли, а ныне тут все заброшено – и подходы хороши. Явишься незаметно и легко уйдешь, если что.
Тщательно выбирая, куда ступить, чтобы ненароком не оставить след на снежных наносах, я обошел башню и скрылся в сырой тени. Вот он, тот самый кирпич! И даже моя пометка на нем осталась, намалеванная синей эмалью, – железнодорожники забыли банку, когда красили перила виадука.