— Шенге, Ледяной Свет тоже пить всякую гадость? — доглотав оную, поинтересовалась я.
Суровый вождь Лесного племени отрицательно покачал головой, и произнес:
— Ледяной Свет приходить, когда Утыррка перестать дышать полностью. Сидеть рядом. Долго. Сражаться со смертью за Утыррка. Потом начать умирать. Много крови, долго. Утыррка вернуться к жизни три дня назад. Я не видеть Ледяной Свет с этого момента.
И мне стало нехорошо. Как-то вот очень нехорошо. Вообще и так не то чтобы было отлично — тело болело, затекшие мышцы ныли все и каждая, казалось в них впиваются сотни тонких игл, и это было гоблински больно, но я была жива. Я жила, и точно знала, что теперь буду жить дальше, а кесарь?
— Шенге, — я попыталась сесть, и мне это удалось раза с пятого, и то, потому что папа поддержал, а Рух пару подушек подложил под спину, — нужно найти Ледяного Света. Очень нужно.
Менее всего я ожидала, что после этих слов папа нахмурится, и прорычит:
— Ледяной Свет убивать Утыррка! Приносить в жертву! Ледяной Свет…
Недоуменно глядя на папу, я переспросила:
— Что?!
Ответил Рхарге.
— Утыррка, мы знаем, что Ледяной Свет принес тебя в жертву, нарушив данное племени обещание.
Теперь я очень недоуменно смотрела на Рхарге. Орк, тяжело вздохнув, подошел, присел на корточки перед кроватью, взял меня за руку и рассказал:
— Когда Ледяной Свет принес тебя, умирающую, в охт, Джашг не мог тебя спасти, без силы Ледяного Света. Ледяной Свет давать силу и давать клятву, говорить, что никогда не причинит вред Утыррка. Он нарушить клятву. Он убить тебя.
Ммм, не то чтобы я любила кесаря, а даже и наоборот, если честно, но справедливости ради:
— Шенге, — я виновато опустила взгляд, — Ледяной Свет не убивал меня, я вспомнила твою великую мудрость, призвала силу, когда он думал, что у меня ее больше нет, и убила себя сама…
И вот после этих слов смотреть на папу мне лично было страшно, особенно когда я услышала глухой полный ярости рык. И нет, к папе у меня претензий не было, я бы тоже была в ярости, если бы моя дочь себя очень неслучайно взяла так и убила, но и легче мне от понимания его чувств не было.
Все так же виновато глядя на собственные руки и только, добавила:
— Кесарь убивал Динара, что мне было делать?
— Утыррка! — в бешенстве прорычал мой папа.
— Утыррка очень, очень, очень глупый орк! – не сдержался Рхарге.
Я вообще считаю, что нет… но вот если бы у меня была дочь, и она себя зарезала ради любимого – вряд ли я бы порадовалась факту ее жертвенности, так что папу понять было можно, конечно, но с другой стороны… что сделано, то сделано.