– Я ее понимаю. Это очень больно для женщины. Так, что нутро выворачивается.
– Почему? Я не понимаю.
– Все просто. Невозможность родить – приговор для женщины. У меня единственная дочь. Я очень хотела родить еще одного ребенка, но испугалась. Да и была беременна не от мужа. Сейчас я бы, конечно, родила. Но тогда испугалась – возраст. Никто из врачей не мог поручиться, что ребенок родится здоровым. И я не стала рисковать. Да и сил у меня не осталось, если честно. Не физических – скорее, моральных. Мне было сложно ощущать себя молодой матерью. С мужчинами по-другому. Они подтверждают собственную силу, становясь отцами в преклонном возрасте. Женщин же не понимают и осуждают. Мне было сорок три, когда я столкнулась с выбором – рожать или нет еще одного ребенка. Все вокруг, включая врачей, предлагали заняться подсчетами – сколько мне будет лет, когда ребенок пойдет в первый класс, когда окончит школу? Как он будет на меня смотреть? Доживу ли я вообще до того момента, когда он окончит институт и встанет на ноги? Как я буду выглядеть через пять, десять лет? Я испугалась. Наверное, если бы рядом находился человек, который разделил бы со мной ответственность, успокоил, заверил, что не я, а мы справимся, вопрос бы и не стоял вовсе. Но, повторюсь, у мужчин другой случай. И в восемьдесят лет можно стать молодым отцом и сорвать бурные аплодисменты общественности.
– Да, вы правы, – ответил Юрий Иванович. – Все, больше не могу. Давайте дойдем до кафе и возьмем кофе навынос. Тут же вернемся. Продолжим разговор по дороге. Тогда вообще ни о чем не придется волноваться.
– Ненавижу кофейные стаканчики. Все время обливаюсь или язык обжигаю, – призналась, рассмеявшись, Юлия Викторовна.
– Да, я тоже не понимаю эту современную моду – ходить со стаканом в руке, но давайте сделаем это для конспирации, – хохотнул Юрий Иванович.
Они пошли в сторону кофейни.
– По правде сказать, с бывшей женой мне тоже не о чем поговорить, – признался Юрий Иванович. – Она замечательная женщина, можно сказать идеальная жена – добрая, искренняя, сумасшедшая мать, бабушка. Она прекрасно готовит, в доме ни пылинки, ни соринки. Захочешь придраться – не к чему. Даже ботинки мне чистила каждый вечер! Но какая же дура! Непроходимая! Я сначала пытался как-то на нее влиять, еще по молодости. Но быстро понял, что бесполезно. Ни книги, ни фильмы ее совершенно не интересовали и не увлекали. Зато она с огромным энтузиазмом могла гладить носки и раскладывать их ровными валиками по цвету.
– Почему же вы тогда столько лет с ней прожили? – удивилась Юлия Викторовна.