Мулла благоразумно умолчал о том, что шариатский суд побоялся связываться с британским военнослужащим из отряда особого назначения и принял гнусное решение отыграться на женщине. Мулла умолчал о том, что британец не едва не убил одного – а убил одного и оставил инвалидами двоих религиозных полицейских. Мулла так же умолчал – в чем, по его мнению, должно было проявиться раскаяние Карины аль-Максуд…
– Вот эта блудница, заблудшая дочь нашего народа!
С этими словами подручные муллы вытащили из стоящего у эшафота фургона молодую женщину, одетую во что-то, напоминающее грязное рубище, с покрытой головой. Двое подручных палача протащили брыкающуюся молодую женщину к эшафоту а третий – принялся привязывать ее за руки и за ноги к станку.
– Приговором шариатского суда этой блуднице предписано пятьсот ударов плетью с тем, чтобы она очистилась и вернулась в мусульманскую веру. Приговор будет приведен в исполнение немедленно…
С этими словами – один из подручных муллы передал ему плеть, а второй – резким движением разорвал одеяние на спине привязанной так, что она стала видна вся, от шеи и до длинных, загорелых ног. Кто-то ахнул, последовал шквал вспышек, работали камеры. Здесь было много журналистов из западных стран. Уже через пару часов – эти кадры увидят жители многих стран запада – как наглядное и безусловное подтверждения мракобесия и безумия, которым охвачена эта страна.
Мулла размахнулся и ударил, оставив на золотистой коже женщины алый рубец. Потом еще раз и еще. Каждый раз после удара он тяжело отдыхивался – но прорубить кожу, чтобы причинить настоящую боль он не мог – сил не хватало. Осознав это, он передал плеть одному из своих подручных, который был намного сильнее, чем он, толстый и коротенький служитель истинной веры. Подручный с потягом ударил женщину – и она взвизгнула как собака, которой сломали лапу. Подручный ударил еще раз – и женщина закричала. Мулла улыбнулся – и принялся расхаживать у эшафота, громко читая суры из Корана. Но даже они не могли заглушить крики несчастной.
* * *
Женщина оказалась крепкой – только после пятидесяти двух ударов, исполосовавших ее всю, потеряла сознание. Мулла сделал знак, чтобы ее отвязали и погрузили в карету скорой, уже ждущей своего часа, а сам повернулся к фотокамерам, чтобы произнести назидательную и полную смысла речь и тут…
И тут мулла наткнулся на взгляд из первых рядов толпы, взгляд, который вызвал у него оторопь. Потому что так мог смотреть лишь белый человек, хозяин. Суровый и непреклонный взгляд, почти немигающие, черные глаза – взгляд охотничьего сокола. Этот взгляд принадлежал мужчине в белом гражданском костюме западного покроя – но пиджак был выполнен скорее в виде френча, чем обычного пиджака. Мужчина был сух в кости, чуть выше среднего роста, темен лицом. Его коротко подстриженные черные волосы и аккуратные офицерские усы серебрились сединой, на голове ее было больше, в то время как усы были почти черными лишь с одинокими серебряными нитями. Мужчина не отрываясь смотрел на него, как бы бросая вызов – и мулла в душе почувствовал липкий, неприятный страх, какой он чувствовал перед белыми кяффирами из военных. Именно потому – он так страстно говорил об американских оккупантах на проповедях.