Кондрат поднялся из-за стола и, опустив голову, прошелся по горнице. Тень от его большой фигуры изломалась по бревенчатой стене. Горбылева ждала, что вот он сейчас назовет звеньевых, а ее среди них не окажется. И тогда, вари, Марья Ниловна, мужу щи, выходи на работу вместе со старухами. Такой, видать, тебе удел. Она до боли закусила нижнюю губу, взглянула на часы.
— Засиделась, пора и честь знать! — неожиданно сказала она, поправив платок, и пошла к двери.
Кондрат догнал ее у ребровского дома. В темноте ветер гнул деревья. У реки еще звенела гармонь, слышались голоса парней и девчат. Окна домов чернели, будто провалы. Они пошли рядом, не торопясь.
— Куда в такую темь собрался? — поинтересовалась Марья Ниловна.
— Одному надоело.
— Говорила, женись! А ты…
Кондрат молчал, прислушиваясь, как в верхушках деревьев протяжно шумел ветер. Он словно жаловался, что ему в такую ночь приходится раскачивать уснувшие деревья, шелестеть в застрехах изб, забиваться и голосить в трубе.
За рекой чей-то высокий голос завел песню:
Проходи стороной, не скажу ни слова,
А уйдешь, дорогой, затоскую снова…
Подхваченная ветром, она поплыла вдоль широкой деревенской улицы. Может, не один человек спросонья, услышав ее, вздохнет, вспомнит былое.
— Молодость — беспокойная пора, — сказал Земнов, чтобы не молчать.
— Завидуешь? — Горбылева старалась со стороны заглянуть ему в глаза.
— А ты нет?
— И я тоже. Другой бы раз зашла в хоровод, показала свою удаль. Да годы не пускают. Душа, видать, никогда не стареет.
— Это правда, — согласился Кондрат. — Недаром говорят: если бы молодость знала, если бы старость могла…
Под ноги медленно уплывала полоска тропы. Пробившись сквозь тоненький слой облаков, отразились в лужах звезды. Они словно заглянули в зеркальце: хороши ли? «Чего он не женится? — думала Марья Ниловна. — Говорят, с Варварой у них давняя любовь. — И она почувствовала, как в ней зародилось смутное беспокойство. — К чему бы это?» И чтобы отвлечь себя, она с усмешкой проговорила:
— Завидуешь! Сам, поди, до утра гулял?
— С кем не было такое…
Перешли лог. У горбылевского дома остановились. У реки замерла, ушла на покой гармонь, умолкли голоса. Теперь ветер по-прежнему плакал в густых кущах вётел.
— Как о покойнике голосит, — передернула плечами Марья Ниловна.
— Боишься?
— Просто неприятно. Когда мать у меня умерла, он вот так же волком выл. — Она подняла голову, чтобы еще раз взглянуть Земнову в глаза, но почему-то раздумала.
— Холодно?
— Что ты! — Марья Ниловна махнула рукой и легко побежала по ступенькам крыльца.