Они снялись с позиций и сейчас, вне окопов, проходя по незнакомому ночному городу, прислушивались к стрельбе и чувствовали себя неуверенно.
Промчалась обочиной кухня. Из топки вывалилась головня, ударилась о мерзлую землю и раскатилась множеством искр. Несколько солдат, выбежав из рядов, стали поспешно топтать ее сапогами.
Миронов окликнул командира. Подошел капитан в короткой шинели. Прикуривая от папироски, скосил глаза на погоны, вытянулся.
Это снялся с позиций пехотный полк, стоявший впереди.
— Так что теперь, товарищ полковник, перед вами никого нет, — сказал капитан и твердо посмотрел Миронову в глаза. Потом оглядел носки своих растоптанных сапог, ожидая, не спросят ли еще чего-либо.
Миронов ничего не спросил. Капитан козырнул, прощаясь, и, придерживая на бедре толсто набитую полевую сумку, побежал догонять батальон.
Когда Миронов вернулся в штаб, связной третьей батареи Горошко уже ждал здесь. Напуганный тем, что его пришлось искать, он прибежал бегом и теперь тянулся изо всех сил, зная, что лучший способ тронуть сердце начальства — это показать выправку. Сидя за столом между двух ламп, сделанных из расплющенных снарядных гильз, Миронов строго смотрел на него. Про себя он решал в этот момент, послать ли к Беличенко хотя бы взвод на помощь или не посылать?
— Передашь комбату, — сказал он наконец, — полк будет занимать оборону в районе кирпичного завода. Вот. — Он показал на карте. Горошко из вежливости посмотрел на карту. Кирпичный завод, как и все в городе, он знал на память. — Батарее выходить на соединение с полком. Дорогу вот в этом месте мы будем удерживать, пока вы не пройдете. Понял? Повтори.
Горошко громко повторил приказание.
— Так… — Миронов все не спускал с него взгляда, словно надеясь, что связной поймет и передаст еще и то, что не было сказано, а стояло за словами. Но лицо Горошко было непроницаемым. — Пойдет с тобой…
Щурясь от света ламп, он глянул в темноту. И один из писарей, Леонтьев, на ком случайно остановил взгляд командир полка, почувствовал, что это на него судьба глянула. В предчувствии беды он поспешно нагнулся над раскрытым зеленым ящиком, в который укладывал бумаги.
«Надо было мне выйти, — думал он панически, — просто как будто за делом выйти. А теперь я попался на глаза». И вместе с тем продолжал надеяться, что подполковник увидит его и ящик и поймет, что нельзя разделять их, что он должен находиться при ящике, при бумагах. Он совершенно необходим здесь.
И Миронов увидел и понял все это. Он подумал, что вот человек всю войну пробыл при штабе и фактически не видел войны.