— Обещала — так поищу, — сказала Агнес. — Собирайся, едем сейчас же.
— Уж и не знаю, — сомневалась женщина.
— Ты же еще и кухарка? Хороша ли?
— Да, уж на мою стряпню, как и на мои зелья, никто не жаловался.
— Жалование тебе назначу, талер в месяц, и при полном содержании.
— У меня трав и кореньев много, мне быстро не собраться, — говорила горбунья с сомнением. — Бросить мне их?
— Нет, все заберем, все мне надобно будет. Сундуки купим, все сложим, все заберем.
— Ну, что ж, будь по-вашему, — согласилась горбунья. — Только помните, что вы мне мужа сыскать обещали.
— Сказала же, поищу, — произнесла Агнес.
Они пошли к сундучному мастеру и купили два больших сундука, и за все Агнес заплатила серебром. На этот раз без обмана.
Когда все травы и коренья горбуньи были сложены, а сундуки поставлены на карету, горбунья спросила новую свою госпожу:
— А куда же мы едем?
— В Ланн, — ответила Агнес. — А как звать тебя, женщина?
— Зовите меня Зельда, — отвечала горбунья. — Зельда, по батюшке Кухман.
— Что ж, поехали в дом мой, Зельда Кухман, — произнесла Агнес и велела кучеру ехать в Ланн.
Не сразу и не с радостью втягивался Волков в новую свою жизнь. Жизнь помещика и господина.
Может, где-то в другом месте, где поля и луга есть добрые, где дороги вместо оврагов, где леса есть вместо колючих кустов, он бы сразу себя нашел. А тут стала нравиться ему его новая жизнь не сразу. С руганью, с печалями, с хлопотами, но она начала затягивать его в себя, увлекая ежедневными делами и ежедневными новыми планами, конца которым не было. Но больше всего бодрости и радости ему приносили первые результаты его и Егана трудов.
И коровы, что он разудал своим мужикам, и большие поля, что они вспахали новыми плугами. Посеянный овес и горох тоже радовали.
А как порадовала его отремонтированная крыша! После ремонта крыши Сыч, без конца рубивший окрестные кусты, наконец протопил дом так, что он высох изнутри. В доме появился приятный запах дыма и тепла. Кавалер послал в город монаха, он поехал и привез стекольщика. Тот прорезал в доме новые окна и вставил большие стекла, за что взял пять талеров. Но дом от этого выиграл, светлый стал. Еган пригнал местных баб, и они полы помыли, паутину и копать убрали. Дом стал еще светлее — огромный, светлый, чистый. Под крышей, рядом с трубой камина, получился еще и второй этаж. Расставили мебель, развесили кастрюли и чаны, на крюках расставили посуду на полках и…
Дом Волкову понравился! Тут топали сапожищами его офицеры, сюда приходили мужики с просьбами, солдаты тоже. Всех можно было принять и со всеми говорить, и не стыдно уже было, если бы вдруг приехал кто из соседей. Это, конечно, был не дворец, но уже и не мужицкая хибара. Совсем не хибара. Новый слуга его, мальчишка Яков, был ни рыба ни мясо. Скажешь — все сделает, не скажешь, так будет сидеть за домом на завалинке. Сам работу себе не искал, коли бросить грязные сапоги, так он будет через них перешагивать, пока ему не скажешь. За то был смышлен, кавалер думал, что, повзрослев немного, он будет уже без напоминаний делать свою работу. А пока мирился и не бранил его строго.