— Ах, так вы разбойник! — вскричал тот, что с бородавкой.
— Так кокой же я разбойник, это вы меня на моей земле железом увещевать стали. Вы сюда со склокой пришли, вместо соседской дружбы! Хотите людей моих последнего хлеба лишить. И чтобы склоку не длить, прошу вас полюбовно не рушить нашего соседства, дайте нам пропитание со скудной земли нашей, — четко выговаривал слова кавалер.
Он знал, что подходит решающая минута и сейчас заговорит старик.
— Что же вы хотите от нас? — спросил спесивый старик.
— Так, если любви между нами быть, то прошу я немногого, дайте людям моим пропитание, на хлеб и бобы только.
— Так говорите же, чего желаете?
— Лишнего не хочу от вас, — сказал Волков почти умоляюще, даже руки как при молитве сложил, — прошу только один талер с плота, что будет по моей воде проходить.
Говорил, а сам видел, как наливаются гневом праведным и такие недобрые лица приплывших людей.
— Что? — вскричал один из них.
— Да вы, господин Эшбахт, разбойник! — крикнул тот, что был с бородавкой.
— Не будет такого, — сказал старик, но без злобы, скорее задумчиво.
— Никогда мы за то не платили, и впредь платить не будем!
— Слыханное ли это дело!
— Мы уходим, — сказал старик и пошел к лодке.
Остальные пошли за ним.
— Прощайте, господа, буду ждать вестей от вас, — со всем радушием, на которое был способен, крикнул им Волков.
Никто из господ даже не обернулся, не ответил ему.
И сержант Жанзуан, и все солдаты, слышавшие разговор, стояли ошарашенные, а Максимилиан спросил чуть ошарашено:
— Кавалер, неужто воевать будем?
— Отчего же воевать? — спросил у него Волков.
— Так господа эти пугали войной, злы ушли!
Волков поморщился и сказал с презрением:
— Будь то люди благородные, так может и пошли бы на войну из чести, а это купчишки, сволочь. Побежали считаться. Сейчас сядут считать, что дороже: платить или драться. Драться для них дороже будет, я с них не многого прошу. Поэтому побегут жаловаться, а когда не поможет, будут торговаться, чтобы еще дешевле отделаться.
Говорил он это, усмехаясь, тем солдат и сержанта успокоил, а Максимилиана, кажется, огорчил, тому очень хоть какой-нибудь войны хотелось.
— Де не будет никакой войны, — уверенно сказал всем Сыч. — Поверьте мне, экселенц знает, что говорит, я его не первый год знаю.
— Что вы стали, — он оглядел солдат, что собрались вокруг него, — стройте лагерь, вы тут надолго.
И когда люди стали расходиться, кавалер тайно поманил Сыча пальцем, чтобы другие не видали. И когда они остались вдвоем, сказал ему тихо:
— Купчишки больно заносчивы, злы ушли, ты ночью плыви на тот берег, посмотри, послушай, что делать собираются. Может, и в правду думают добрых людей собирать, если так, то мне о том знать надобно. Я тут еще два дня пробуду, через день возвращайся.