Мэри развернулась и пошла прочь, а когда добралась до дома в Артармоне, то уже немного успокоилась и сумела принять относительно безмятежный вид.
– Папа теперь с мамой? – с волнением спросил, заламывая руки, Тим.
– Да, Тим. Я видела, как его положили в землю рядом с ней. Не нужно больше переживать за них. Они воссоединились и спят вместе в мире и покое.
Поведение Тима показалось Мэри странным. Она внимательно посмотрела на него.
– Тим, что с тобой? Тебе нездоровится?
Он апатично покачал головой.
– Я здоров, Мэри. Просто мне немного не по себе. Не по себе оттого, что мамы с папой больше нет.
– Знаю, знаю… Ты что-нибудь ел?
– Нет, я не голоден.
Мэри подошла к Тиму и, потянув его за руку, заставила встать с кресла.
– Пойдем со мной на кухню. Посидишь там, пока я буду готовить сандвичи. Может, у тебя появится аппетит, когда увидишь, какие они соблазнительные и вкусные.
– Малюсенькие, со срезанной корочкой?
– Да, маленькие треугольнички, тоненькие, как папиросная бумага, без корочки. Обещаю. Пойдем.
Ей хотелось добавить «любовь моя, сердце мое, дорогой мой», но язык не поворачивался произнести эти нежности, которые приходили на ум каждый раз, когда он казался расстроенным или потерянным, как сейчас. Сумеет ли она когда-нибудь воспринимать его как возлюбленного, удастся ли ей избавиться от цепенящего, парализующего ужаса, вызванного осознанием того, что она выставила себя на посмешище? Почему она способна расслабиться с ним, только уединяясь в загородном доме или в супружеской постели? Злобные выпады Дони терзали ее, и до сих пор она испытывала унижение, ловя на себе любопытные пристальные взгляды соседей, когда они с Тимом шли по Уолтон-стрит.
Мэри не отличалась особым мужеством. Да и откуда ему было взяться? Будучи обездоленной от рождения, всю жизнь до встречи с Тимом она стремилась добиться материального успеха, заслужить одобрение тех, кто изначально имел более благоприятные стартовые позиции. И конечно, теперь ей было не так-то просто игнорировать правила приличия, хоть ее союз с Тимом и был освящен законом. Мэри неистово хотелось отдаться страсти, осыпать Тима поцелуями и ласковыми словами всякий раз, когда рождалось такое желание, но он не мог поддержать ее порыв, как взрослый мужчина, и такие ласки были невозможны, если существовала хоть малейшая опасность, что их потревожат. Страшась осмеяния и глумливых шуточек, она даже просила Тима не болтать о своей женитьбе с теми, кто об этом еще не знал, – проявила минутную слабость, о чем потом сожалела. Что и говорить, нелегко ей приходилось.