Не прошло и пяти лет, как Мэри Хортон за усердие, ненавязчивый спокойный нрав и поразительный ум перевели из канцелярии на должность личного секретаря гендиректора Арчибальда Джонсона, однако первые десять лет работы в компании она продолжала жить в приюте Христианской ассоциации, латая чулки и откладывая больше, чем тратя.
Когда ей исполнилось двадцать пять, она обратилась к Арчи Джонсону за советом относительно инвестирования своих сбережений и к тридцати годам во много раз увеличила первоначальный капитал. В возрасте сорока трех лет Мэри Хортон уже жила в собственном доме в благополучном пригороде, водила старомодный, но очень дорогой британский автомобиль «бентли» с салоном из натуральной кожи и орехового дерева, владела участком земли в двадцать акров с коттеджем к северу от Сиднея и заказывала костюмы у портного, который обшивал супругу генерал-губернатора Австралии.
Она была вполне довольна собой и своей жизнью, иногда позволяла себе маленькие радости, которые обходились отнюдь не в маленькую сумму, на работе держалась особняком и вела замкнутый образ жизни. Друзей ей заменяли пять тысяч книг, стоявшие на стеллажах в библиотеке, и несколько сотен пластинок – в основном с записями произведений Баха, Брамса, Бетховена и Генделя. Она любила возиться в саду, наводить порядок в доме, не смотрела телевизор и не ходила в кино. И никогда не вступала в отношения с мужчинами и не хотела этого.
Остановившись на крыльце и рукой прикрывая глаза от слепящего солнца, Мэри Хортон с минуту оценивала состояние своего палисадника. Газон отчаянно нуждался в стрижке. Где тот поганец, которому она платила за то, чтобы он раз в две недели по четвергам подравнивал траву? Он не появлялся вот уже месяц, и еще недавно гладкий бархатный зеленый ковер теперь выглядел неухоженным. Досадно, очень досадно, посетовала про себя Мэри.
В воздухе стоял странный гул, – нечто вроде отдаленного «бум-бум-бум», – пробиравший до костей и предупреждавший бывалых сиднейцев, что сегодня их ждет очень жаркий день. На двух цветущих западноавстралийских эвкалиптах, стоявших по обе стороны от ворот, трепетали поникшие серповидные синие листья, словно деревья вздохами выражали протест против пульсирующего зноя; в удушающей массе желтых цветов на кустах акации деловито пощелкивали и трещали японские жуки. Пышные красные олеандры с обеих сторон обрамляли выложенную плиткой дорожку, которая вела от крыльца к гаражу.
Плотно сжав губы, Мэри Хортон пошла по ней, но едва поравнялась с первым восхитительно благоухающим кустом, тот взорвался таким пронзительным визгом и ором, что у нее зазвенело в ушах и закружилась голова. А потом началась дуэль, которая повторялась каждое утро и каждый вечер в летнее время года.