– Вот что, красавица, – продолжил он именно на этом языке – жестко, совсем другим тоном, – даже не пытайся меня убедить в том, что ты не знаешь немецкого. Я сразу это заподозрил, но теперь я уверен в этом на сто процентов. Ты поняла, что значит «метцгер», – я увидел это по твоим глазам. Ты среагировала.
Метцгер повернул голову. Аня проследила его взгляд и увидела охранника, который оставался в допросной.
– Усадите ее! – приказал штурмбаннфюрер.
Охранник схватил Аню за локти и подтащил ее к стулу, привинченному к полу. Затем усадил на жесткое сиденье, заведя скованные наручниками руки за спинку стула.
– Выйдите в коридор и ждите, пока позову! – приказал Метцгер охраннику, и тот вышел, оставив их вдвоем. – Теперь поговорим спокойно, обстоятельно, – вновь заговорил он. – И давай проясним технические моменты сразу, хорошо? Хорошо?! Ну, подай голосок!
– Хорошо, – вынуждена была ответить Аня по-немецки. Выбора не оставалось, тем более что на такой вопрос она еще могла ответить.
– Отлично! Первое мы уже выяснили, что ты не глухонемая. Начало конструктивное. Если так пойдет и дальше, наша беседа может стать по-настоящему интересной. Но сперва один технический момент, который необходимо прояснить сразу. Это поможет нам не терять времени попусту. Ты меня слушаешь?
– Да.
– Замечательно! Так вот, слушай очень внимательно то, что я сейчас скажу. Я буду задавать вопросы. Ты будешь на них отвечать. Говорить будешь правду, потому что ничего другого тебе не остается. Вранью, даже очень искусному, я, штурмбаннфюрер Метцгер, не поверю. Тем более что ты, как я вижу, искусно соврать не сумеешь. У меня складывается впечатление, что УСО[5] в последнее время стала экономить на подготовке своих агентов, что, кстати, тоже о чем-то говорит, не правда ли?
Он отошел к столу и выдвинул один из ящиков. Достав оттуда пачку сигарет, не спеша закурил и выдвинул другой ящик.
– Да, так вот, – продолжил он, – ты будешь отвечать честно. Ну а если станешь врать или попытаешься отмалчиваться, то…
Он вздохнул и вытащил из ящика тонкую кожаную плетку.
– Тогда, – договорил он, – я буду тебя бить. И учти, у меня нет времени на рассусоливания. Ситуация такая, что миндальничать не приходится. Поэтому бить буду сильно. И по самым чувствительным местам. Уж не обессудь, это просто работа. Работа такая.
Сердце Ани на мгновение словно провалилось куда-то и лишь с трудом вернулось на свое место, горло сдавило. Руки и плечи похолодели и покрылись гусиной кожей. Никогда еще ей не было так страшно, как сейчас. До сих пор никто еще ни разу в жизни ее не ударил. А теперь ее будут бить кожаной плеткой, если она не ответит на вопросы. А что она может ответить? Если она вздумает говорить правду, Метцгер сочтет это даже не враньем, а скорее издевательством. И что он сделает с ней тогда? Врать тоже не очень получится. Ад.