Открыла горничная в кружевном переднике, вежливо наклонила голову.
- Вам кого?
- Сергея Петровича. Если он, конечно, дома.
- Как прикажете доложить?
- Мы познакомились в Сестрорецке, на взморье, полтора года назад.
Горничная взглянула понимающе, ничего не ска зала и ушла.
Зинаида осмотрелась. Большая прихожая с хорошими гравюрами на стенах и люстрой ампир под высоким потолком, четыре двери расходились в разные стороны, стекла в филенках поблескивали матово и даже загадочно, их прикрывали тяжелые зеленые шторы. Но вот послышались шаги и на пороге появился господин лет тридцати-сорока на вид, в шлафроке, с лучезарной улыбкой на узком, тщательно выбритом лице, с французской бородкой и усиками.
- Идите... - повел рукой в сторону горничной, та мгновенно исчезла. Зинаида Петровна? Сколько лет, так сказать... И чему обязан? И давайте пить кофий, как раз накрыли. Настоящий мокко, я другого не употребляю-с, и, представьте, пирожные - от Франсуа! Настоящая Франция, вы бывали в Вечном городе? О-о, какой это город! Нотр-Дам, Лувр, Бастилия...
- Но ведь она снесена? - наивно вставила Зинаида Петровна.
Кольнул острым зрачком:
- Правда-с, отсутствует. Но в этом и есть все печали, не так ли? У вас дело ко мне?
Протянула оба листка, он водрузил на курносый нос золотые очки и углубился в чтение. Поднял глаза.
- Вы не читаете газет? Сегодня пишут, что Мищук исчез и его местонахождение неизвестно. Что его странное поведение связано со служебным подлогом и делом убиенного Ющинского... Что вы хотите от меня?
- Но ведь письмо Евгения - крик о помощи... Вы ведь друзья. Я не ошибаюсь, Сергей Петрович? Послушайте, я понимаю: вы - служите. Вы присягу давали. Но ведь Евгений ни в чем не виноват!
- Допускаю... - вернул листки. - Даже уверен. Но... Я не могу ничего объяснить. Не только оттого, что и сам мало что знаю, но и потому, что здесь, простите, высшие государственные интересы. Понимаете? Если бы и хотел- не могу.
- Но вы не хотите... - сказала горько. - Что ж... Как вам будет угодно. Что мне передать Евгению?
- Что машина сомнет и уничтожит его. Что ему лучше примириться. Это все. Я прошу вас удалиться. Если ваш визит станет известен...
- Кому? Кому "известен"? Как вас понять?
- Как сказано. Я знаю, о чем вы думаете. Мол, если кто положит душу за друга своего и так далее, но я обязался служить "до скончания живота", понимаете? Вы злоупотребляете, прощайте...
Как выскочила на улицу - не помнила. Женя, милый, славный Женя, как жаль, что ничего не сложилось, не получилось, и мимолетное знакомство на курорте не окончилось даже мимолетной интрижкой. Как это он тогда сказал? "Серьезных чувств я к вам не испытываю, воспользоваться же вашей склонностью не имею права". Но вот - воспользовался же... Потому что некем более. Потому что совсем один... И как помочь, если тот, кого назвал другом, - отрекся?