И он скрылся из виду до того, как Чернов успел ему ответить.
Анатолий Сергеевич Никифоров был давним другом семьи Черновых, вернее сказать, не другом, а приятелем, заводилой в компаниях.
Чернов познакомился с ним на службе: Никифоров работал в горобъединении ветеринарии, присматривал за милицейскими лошадьми — и, возможно, знакомство так и осталось бы служебным, если бы случайно с Никифоровым не столкнулась Катерина. Они быстро нашли общий язык, и с тех пор Анатолий Сергеевич часто бывал в их доме.
Не подумайте, это были именно приятельские отношения, и ничего больше. Хотя Катя и Никифоров иногда подолгу о чем-то шептались в секрете от Чернова.
Потом оказалось: как раз Гришино будущее решали. Никифоров-то и помог устроиться Чернову заместителем начальника службы безопасности аэропорта, когда майор ушел на пенсию.
— Слыхали, Григорий Михайлович, что стряслось! — взвизгнула у самого уха Марьяна из диспетчерской, красивая белотелая блондинка, которая уже не однажды строила Чернову глазки. Она любила подкрасться незаметно и встать так, чтобы в разрез рубахи обязательно были видны две веснушчатые и увесистые, как спелые дыни, ее груди.
Майор недовольно поморщился, вот только этой встречи сейчас не хватало.
— Слыхал.
— Ужас что! — сокрушалась Марьяна. — А мне Славка-милиционер двести тысяч должен, теперь фиг когда отдаст. Может, возместите одинокой девушке утраченные двести тысяч?… — Она одарила Чернова кокетливой улыбкой и пошла прочь, плавно покачивая широкими бедрами.
Майор озадаченно поглядел ей вслед, думая вовсе не о Марьяниных прелестях.
Двести тысяч… двести тысяч…
Двадцать тысяч долларов…
Она проснулась в полдень и сладко потянулась на ложе. Голова была чистая и ясная, и Лидия испытывала замечательное чувство покоя. Будто она захлопнула за собой дверь подземелья и вышла на ласковый солнечный свет.
С улицы доносился веселый детский визг, и молодая женщина без труда разобрала в общем хоре голоса своих детей. Улыбка сама собой появилась на ее лице. Еще раз потянувшись, она легко соскочила на пол и, сбросив с себя тунику, окатила тело водой из медного ковша.
Потом она натерлась ароматными маслами и, усевшись у надраенной медной пластины, заменявшей зеркало, принялась рассматривать собственное отражение.
Пожалуй, она осталась довольна.
Из тусклой глубины на нее глядело молодое еще лицо с чуть раскосыми глазами и пухлыми жадными губами. Растрепавшиеся со сна густые волосы красиво обрамляли тонкий овал лица.
Лидия извлекла из тайника ожерелье из морских раковин и примерила. Она не любила носить украшения и только в одиночестве позволяла себе поиграть ими.