— Вот что я хотел прежде всего потрогать, так это ее сисечки. Сисечки у нее знатные, это точно. Белые, круглые, теплые от прикосновения, твердые. Ах, какие сисечки!.. — Граф мечтательно закатил глаза, и его пухлое лицо приняло по-детски наивное, мечтательное выражение. — Если бы у моей жены такие сиськи были, я бы ее до смерти любил!..
— Граф! — укоризненно покачала головой Наташа, отбрасывая тыльной стороной ладони ниспадавшую на глаза прядь волос. — Фи!
— Отчего же «фи», милая моя? Очень даже и не «фи». — Граф залихватски встряхнул седой шевелюрой и обнажил в улыбке ровный ряд мелких, желтоватых от табака зубов. — Будьте естественнее. Что естественно, как говорится, то не безобразно. Древние это понимали, я бы сказал, с пронзительной отчетливостью. Обратите внимание на их искусство: в нем все откровенно до последней черточки, а вот вы не краснеете. Почему? Потому что это прекрасно. Вы ведь не краснеете перед, извиняюсь, голым Аполлоном в музее, верно?
Отложив в сторону веничек с мягкой щетиной на конце, каким пользуются при археологических раскопках матерые профессионалы, он весело поглядел на собеседницу.
— Перед Аполлоном не краснею, — согласилась Наташа, лукаво сощурив глаза. — А вот перед тобой, прости, покраснела бы.
— Так это потому, что старый я хрен! — обрадовался Граф. — У тебя муж молодой, на что тебе мои сушеные мощи!..
— Невозможно с тобой разговаривать, — всплеснула руками Наташа, но про мощи опровергать не стала.
— Будь естественнее, — повторил Граф назидательно. — Мне порой кажется, что я и археологией увлекся как раз ради этой цели!..
— Ради того, чтобы я не краснела перед голыми? — озорно уточнила Наташа.
— Ради того, чтобы человечество вспомнило про свои корни и отбросило прочь наносное, — будто не уловив иронии, сказал Граф. — А иначе зачем мы без конца роемся в земле и выискиваем всякий хлам, битые черепки и прочее!..
— Как ни странно, — заявила Наташа, — сейчас я с тобой абсолютно согласна. Рыться в земле не хочется и черепки искать тоже. Может, пойти позагорать, а?
— Ах, молодость, — вздохнул Граф и с двойным усердием принялся сметать веничком вековую пыль с древней каменной кладки. — Это у вас впереди целая жизнь, это вам кажется, что все еще успеется. А я должен торопиться. Иди загорай, красавица! — Великодушно разрешил он.