До дворца добрались в момент. Но в оргкомитете никого уже не было. Только секретарша сказала:
— Профессор Колтановакер будет завтра.
Впереди был целый вечер.
Наташа оценивающе посмотрела на своего непрошеного кавалера и предложила:
— Пойдемте в оперу.
Она никогда не думала, что человек может так весело, так заразительно и так долго смеяться.
— В оперу?… — сквозь смех спрашивал Леринг. — В датскую?… Слушать датские голоса?… Ой, не могу!.. Вы меня уморить решили, миссис Натали.
Наташа тоже невольно стала улыбаться. Действительно, откуда в этой сухой стране могут быть настоящие оперные голоса. Не Италия же.
— Вы знаете, а мне нравится, — тем не менее настояла она.
— Странный вкус, — поморщился Леринг, но в оперу таки пошел.
Давали «Пер Гюнта». И пели здорово. Голоса были, да какие! Нет, в них не было итальянской сочности, но была такая мудрая глубина, такая скорбь, что Наташа ничуть не пожалела времени. Леринг, кажется, тоже смирился, во всяком случае, очень быстро перестал отпускать колкости и заслушался музыкой.
После спектакля Наташа позволила ему проводить себя до отеля и протянула руку для прощания.
— А разве мы не поднимемся к вам? — с полным недоумением спросил Леринг.
— А разве мы поднимемся ко мне? — в тон ответила Наташа.
Из номера позвонила в Москву. Почему-то дома никто не брал трубку. Позвонила Виктору в мастерскую — тишина.
Только мама ответила.
— Ната, как ты там? — Затараторила она. — У нас все в полном порядке. Инночка спит, поела и спит как суслик…
Откуда мать знала, как спит суслик?
Наташа быстренько рассказала о первых впечатлениях — о Леринге, естественно, ни слова, — целую, обнимаю.
Легла спать, и последней мыслью было: где там сейчас этот неудачник? А кто: муж или Леринг, так и не додумала.
ЛИЦО БЕНДЖАМИНА ФРАНКЛИНА
У Чернова был выходной.
Как-то так получалось, что у них с Катюшей выходные не совпадали. Скользящие графики скользили по-разному.
Катюша совсем недавно выучилась водить, с грехом пополам получила права, и каждый раз, когда она ехала на работу одна, Григорий волновался. Впрочем он был в какой-то степени фаталистом. От судьбы не уйдешь.
И ему самому не уйти от судьбы. Надо давать взятки учителям. Интеллигентные взятки — сервизы, шоколадные наборы… Как это мучительно, постыдно, неловко… Чернов всячески оттягивал этот день, но сейчас ждать уже было нельзя. До экзаменов осталось десять дней.
Антона теперь водили в школу за ручку, иначе у парня постоянно возникала патологическая тяга свернуть в подворотню не доходя до школьного двора.
Чернова удивило, что учителя принимали его дары с каким-то невозмутимым спокойствием (никаких суетливых движений, оглядываний по сторонам). Значит, привыкли. А вот Григорий чувствовал себя отвратительно, он отводил взгляд и невольно краснел. Одно его оправдывало в собственных глазах: сына вроде бы допускали к экзаменам и чуть ли не гарантировали железную тройку.