Он с надеждой поглядел на Кунце, ожидая, что тот начнет опровергать, но Хайнц лишь сокрушенно вздохнул.
— У меня сын школу заканчивает, — грустно сообщил Чернов, — а у нас как считается: если отец в тюрьме, значит, и сын такой же… Никто его на учебу не примет… даже грузчиком не возьмут работать…
— Это не только у вас, это везде так, — сказал Кунце.
— Что же делать?
— Тебе решать, — пожал плечами Хайнц. — Русская полицай хитрая, она все равно заставит сознаться…
— Ты думаешь?
— Я знаю. Всех заставляет и тебя заставит. А если сам сознаешься, может, лучше будет. Быстрее отпустят.
— Так сознаваться ведь не в чем! — с отчаяньем выкрикнул Чернов, понимая, что лефортовское приключение, которое поначалу казалось чем-то несерьезным и легким, начинает принимать, нешуточный оборот. — Я же не виноват ни в чем!
— А ты сказал это следователю?
— Сказал.
— А он что?
Чернов тяжело вздохнул и опустил голову.
— Не поверил, — понимающе произнес Кунце, — они все такие: им говоришь, а они не верят, и еще злятся. Работа у них такая. А жена, значит, у тебя на таможне работает?…
Чернов кивнул.
— Плохо.
— Почему?
— Уволят, — тоном знатока сообщил Хайнц. — Точно уволят.
— Она может в суд подать… за незаконное увольнение…
— И что?… Опять примут на работу? — изумился немец.
Чернов промолчал.
— Везде — одно и то же, — сказал Кунце.
— А у тебя жена есть? — спросил Чернов.
— Нет. Не женился. Не успел.
— Ну, ты молодой еще. Успеешь.
— Есть девушка. Ульрика.
— Красивая?
— Очень.
— У меня тоже жена красивая, — сказал Чернов. — Очень красивая, даже теперь. А когда познакомились!.. Ух, какая была, шла по улице, все оглядывались. С вот такой косой.
— Коса — это хорошо, — кивнул Хайнц.
— Мы ведь с ней так и познакомились, на улице, представляешь… Она на меня мороженое уронила, — засмеялся Чернов, и на лице его появилось мечтательное выражение. — Я шел, представляешь, в новом костюме с иголочки, на свидание шел, а она меня… мороженым… И так растерялась, испугалась… извиняться стала. Я говорю: «Ничего, ничего, девушка!» А она покраснела, сразу видно, неудобно ей передо мной. Пойдемте, говорит, я тут рядом живу, замоем пятно. Я и пошел…
— Вы занялись любовью? — понимающе кивнул Кунце.
— Ты что! — испуганно воскликнул Чернов и даже голову в плечи втянул, будто боялся, что кто-то может услыхать это чудовищное предположение. — Мы с ней поцеловались первый раз за три дня перед свадьбой!.. У нас это не принято, как у вас… ну это…
— Заниматься любовью? — удивился немец. — Почему?
— Почему-почему, по кочану! Не принято до свадьбы, и все тут. Распутство это.