— Кому нужен затертый миф о психиатрическом терроре в СССР? — вопрошал обозреватель. — Откуда берутся так называемые «узники психбольниц»?
— Человек может быть одержим любой патологической идеей, — обаятельно улыбаясь, разъяснял профессор. — Он Может считать себя пророком, экстрасенсом, мессией. Или правозащитником. В любом из этих случаев он будет нести свои патологические реформаторские идеи, являющиеся Плодом болезненного сознания, в массы…
— Ты чего не ешь? Высококалорийная пища должна потребляться с утра, а ты наедаешься вечером. — Нина разогнулась после очередной асаны, во время которой она напоминала Соловья-разбойника, завязанного Ильей Муромцем в морской узел.
— Ничего. Скоро куплю калориметр. Потом займусь йогой. И вообще есть брошу.
Нина присела за стол, поставив перед собой тарелку с каким-то вегетарианским салатом.
— У нас сегодня вечером гости.
— Кто?
— Нина Меркулова, Катя и Володя.
Это соратники Нины по здоровому образу жизни. Сейчас они носились с идеей создания в городе ассоциации «Здоровье. XXI век». Значит, весь вечер они будут сидеть, пить чай из редких трав и трепаться о системе Порфирия Иванова и об экстрасенсах.
— Думаю, мое общество не обязательно?
— Покажись хотя бы. Они думают, что ты от них прячешься.
— А что? И прячусь. Еще немного — и они кусаться начнут. Слышала, что психиатр говорит по телевизору?
— Темный ты, Терентий. Тундра… Посмотри, на кого похож. Синяки под глазами. Цвет лица нездоровый. Никак я не займусь твоим воспитанием.
— И не надо.
— Какой-то ты в последнее время смурной стал. Что-то не то? — вздохнула Нина. — Мы с тобой почти не видимся. Давай хоть в театр сходим, мы же нигде не бываем.
— У нас в городе дрянной театр.
— Ну, в кино.
— Заходи на работу. Я тебе видик покажу.
— Да я не о том, — махнула рукой Нина.
Из отпуска она вернулась какая-то не такая. Красивая, загорелая, она будто приподнялась над суетой, над необходимостью тянуть от зарплаты до зарплаты, над этой тесной хрущевской квартирой. Я почувствовал, что ей со мной становится тесно. Мне стало грустно, потому что я любил ее… А с другой стороны, чему удивляться, если в одной квартире живут два чокнутых. Один свихнулся на работе и думает только о сроках содержания под стражей, допросах и обысках, а другая — на йоге и медитации.
— Ты сегодня отводишь Сашка в детсад, — сказала она.
— Хорошо. Но ты забираешь его вечером. Я буду занят.
— Где сегодня будешь?
— Где, где… В тюрьме, где же еще…
Следственный изолятор номер один именовался в народе «старой крепостью», что внешне соответствовало действительности. Старая дореволюционная тюрьма действительно напоминала крепость, ее силуэт был изломан башенками и вышками. Здание вполне могло бы попасть в число достопримечательностей города, вог только колючая проволока портила фасад.