— Были причины?
— Могли быть. Например, жена Новоселова.
— А что жена Новоселова?
— Григорян, хоть и хитрый, и с деньгами (а где вы арика без денег видели?), по сути — чурка чуркой. Он как в первый раз жену Новоселова увидел, так и размяк, как пломбир на южном солнце. Сто килограммов живого веса — мечта поэта. Всех доходяг, которых ветер носит, к толстым бабищам тянет.
— У Григоряна и Новоселова были на этой почве конфликты?
— Конфликты? Вы что, смеетесь? Сашок был незнамо как рад свою свиноматку приятелю сбагрить… Но, может, потом что-то возникло. Вообще предположений можно строить сколько угодно.
— Кто еще был в окружении Новоселова?
— Мелькали какие-то тени. Мне их даже запоминать было скучно. Как говаривал Паниковский, «жалкие, ничтожные личности».
Всем сестрам по серьгам. Молодец, товарищ Смородинцев. Недаром при упоминании о тебе у сотрудников отдела кадров начался нервный тик.
— Что за тип приезжал на охоту в «волге» с тремя нулями?
Смородинцев кинул на меня быстрый взгляд.
— Не знаю.
— Врете.
— Не знаю и знать не хочу. Я с ним водку не пил, как зовут — запамятовал.
— Интересно.
— А что интересного? Мне лишняя головная боль не нужна. Вы его и так установите, а мне вперед телеги лезть что-то неохота… Вам-то это зачем нужно? Неприятностей ищете?
— А что, могут быть неприятности?
— И довольно крупные. Можно и башки лишиться.
— Значит, кто-то из-под флага проворовался, — вздохнул Пашка.
— Кто-то, — усмехнулся Смородинцев. — Там все проворовались. Только кто-то больше, кто-то меньше.
— А этот, на «волге», как?
— Мне кажется, что очень по-крупному.
— Какие дела Новоселов делал? На чем деньги зарабатывал?
— Не знаю. В чужие дела не лезу. Я с ним ни в какие отношения, выходящие за бутылку водки, не вступал. Наговаривать не буду.
— Здоровье бережете?
— Ага. Оно мне важнее, чем все ваше правосудие.
— Это правильно. Это разумно… По-нашенски.
— Ирония и сарказм не ваша стихия, товарищ следователь. Жалкое зрелище.
— Куда мне с вами тягаться…
В кабинет просунул нос эксперт, работавший сегодня на нас.
— Можно на минутку? — спросил он.
— Да.
Я встал и вышел в коридор.
— Заключение мне еще несколько часов готовить, но предварительные наметки по следам с того разбитого фужера уже есть.
— Что вышло?
— Эти следы не могли оставить ни Смородинцев, ни Ельцов.
— Точно?
— Сто процентов.
— Спасибо, — вздохнул я, поскольку ожидал, что услышу нечто подобное удару пудовой гирей по хребту. Вся работа по этой версии насмарку.
Я вернулся к Смородинцеву, задал ему еще несколько вопросов, ни на что особенно не рассчитывая. Неожиданно он сказал: