В дверь постучали. Вошел по-видимому тот самый Магомедов. Он что-то прошептал следователю на ухо и удалился.
— На дело давно ходишь? — после недолгого размышления спросил следователь.
— На какое еще дело? — я прикинулся, будто ничего не понимаю.
— Один был на вокзале?
— Один!
— А дружки твои где?
— Нет у меня никаких дружков, я к морю шел…
— Неправда, негодяй, — завопил внезапно из своего угла долго молчавший спекулянт. — Я твою руку у себя в кармане поймал, потому и бросил чемодан…
— Замолчи! — гаркнул следователь. — Тебя не спросили!
— Ведь я знаю, — продолжал он, что ты пошел за ним в толпу, чтобы, карманы его очистить. Свидетели показывают, что видели у тебя в руках его кошелек. А ты мне байки травишь.
Он поднялся из-за стола, открыл двери и позвал милиционера. Меня отвели в камеру.
Там я пробыл несколько дней. На допросы меня больше не вызывали. Меня это страшно мучало: ведь неизвестность дальнейшего страшнее всего… В голове вертелись тяжелые мысли: сколько дадут, куда пошлют… Ночи я проводил, не смыкая глаз. Так продолжалось долго, а потом я словно смирился со своим положением и перестал переживать.
На четвертый день о том, что меня арестовали, узнали дома и на работе. Отец и мать пришли ко мне. Меня вывели к ним в коридор. Они бранили 48 меня и одновременно утешали. Мать плакала, а отец был молчалив. Я чувствовал, что душа его разрывается на части… Он рассказал мне, что судить меня собираются за воровство и как несовершеннолетнего отправят в детскую колонию. Я все это слушал, а хотелось мне одного: сейчас же пойти с ними в наш дом, выспаться в теплой постели, утром отправиться в мою мастерскую — и все забыть, забыть к черту!..
В эту ночь я нова не спал: горькие думы не давали даже вздремнуть.
Утром меня вновь вызвали на допрос. Допрашивал меня другой следователь, седой, в гражданском. Через день после этого допроса меня перевели в городскую тюрьму — в камеру предварительного заключения. Мать приносила мне передачи, но свидания нам не давали. А мне так хотелось увидеть ее, отца, сестер…
Как-то раз нас вывели на обычную пятнадцатиминутную прогулку на тюремный двор. Прохаживаясь, я заметил пожилого человека в форме охраны. Аккуратно заправленная гимнастерка, шапка-ушанка, на ремне кобура. Он направился в сторону туалета. Покуда он находился там, я все думал, где я видел его раньше, откуда знаю. И наконец — вспомнил: это был Халид — "хозяин”, как все мы его называли…
Я решил подобраться поближе к туалетам.
— Куда пошел, арестованный, — раздался окрик дежурного.
Я остановился. Продолжил прогулку, стараясь, однако, держаться поближе к дорожке, ведущей к туалетам.