– Тебе-то откуда знать? – фыркнула Элис. – Не припомню, когда ты в последний раз к нам заглядывал. Ах да, ты слишком занят: идешь «своим путем»! Вот только самому пробивать дорогу гораздо проще, когда тебе так повезло с фамилией!
На какую-то секунду мне показалось, что Лоран вот-вот на нее набросится, но он лишь молча отвернулся.
– Наконец беспокоишься об отце? – выпалила Элис. На ее высоких скулах двумя розовыми пятнами проступил румянец. – Поздновато спохватился, не находишь?
Тут я рискнула вмешаться.
– Давайте все успокоимся, – робко предложила я. – Тьерри, наверное, не хотел бы, чтобы все из-за него ссорились. Это… плохая карма.
Тут оба повернулись ко мне. Я испугалась, что меня сейчас растерзают. Но Лоран лишь удрученно развел руками.
– Да, вы правы, – согласился он и пронзил Элис острым, как нож, взглядом. – Ради Тьерри постараемся на время забыть все обиды. Договорились?
Элис в истинно французской манере пожала плечами. Трудно поверить, что эта женщина росла и воспитывалась не в Париже. Потом она молча достала мобильный телефон.
Через несколько минут обстановку слегка разрядили приехавшие Бенуа и Фредерик. Вид у обоих был несчастный и удрученный. Наконец-то и у меня появилось дело: подбадривать их.
На вторую половину дня магазин закрыли, и все же несколько покупателей упорно не уходили и интересовались, в чем дело. Фредерика и Бенуа это обстоятельство беспокоило. В лавку уже звонили из нескольких газет, но, похоже, этими вопросами занимается Элис.
Она мерила шагами коридор и говорила по телефону. Можно подумать, эта ее суета поможет Тьерри! Я уставилась на линолеум. Оптимизм убывал с каждой минутой.
Наконец в дверях показалась женщина-врач и сняла маску. Лицо ее было совершенно непроницаемо.
Клэр осторожно оперлась на ручку кресла. Она пыталась дозвониться до Анны, но к телефону никто не подходил. По голосу Анны Клэр сразу поняла: случилось что-то серьезное. Она нервно закусила губу. Ее сиделка, Монтсеррат, бодро суетилась, готовясь к приходу медсестры: прибиралась, выстраивала в ряд пузырьки с лекарствами. Монтсеррат женщина хорошая, но Клэр не готова до такой степени посвящать ее в свои дела и тем более делиться чувствами.
Когда ей только поставили диагноз, Клэр решила никому о нем не рассказывать. Сама не могла объяснить почему. Наверное, просто не хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Нет, сочувственных взглядов ей не вынести. Клэр всегда терпеть не могла, когда ее жалели: и после развода, и после того, как завалила выпускные экзамены в школе. Легче вытерпеть химиотерапию, чем жалость. В глубине души Клэр понимала, что это всего лишь глупая, ложная гордость. Должно быть, перешла по наследству от папы. Но как бы там ни было, побороть ее Клэр была не в состоянии.