Оставался только один вариант. Больше ничего в голову не приходило.
Когда Клэр подошла к домашнему телефону, голос у нее был сонный. Я порадовалась: во-первых, тому, что она дома, а во-вторых, тому, что она спала. В больнице она иногда маялась без сна ночи напролет.
– Анна! – Клэр сразу взбодрилась и повеселела. – Ну, что нового? Как раз о тебе думала! Уже освоилась? Нравится в Париже?
– Потом расскажу, – торопливо вклинилась я. – Сейчас не до того. Мне нужно у вас кое-что узнать. В другой раз поболтаем, договорились?
– Хорошо. – Голос Клэр зазвучал растерянно. – А что случилось?
– Потом перезвоню и расскажу. Пожалуйста, мне очень нужен номер телефона шоколадной лавки. У вас ведь он есть? Можете посмотреть?
– Шестьдесят семь – восемьдесят девять – двенадцать – пятнадцать, – без запинки ответила Клэр.
Ну не могла же я сразу отсоединиться!
– Вы его наизусть помните? – удивилась я.
– О да, – задумчиво произнесла Клэр. Похоже, она витала мыслями где-то далеко, но быстро взяла себя в руки. – В те времена мобильных телефонов не было. Номера приходилось набирать по памяти.
– И вы их до сих пор помните? Все?
Клэр немного помолчала.
– Нет, не все.
– Мне пора, – произнесла я, нервно сглотнув. – Обязательно перезвоню. Обещаю.
И поспешно дала отбой, пока Клэр не задала еще какой-нибудь неудобный вопрос.
К телефону в шоколадной лавке не подходили так долго, что я уж думала, они закрылись на обед. Молилась, чтобы в магазине кто-то остался и чтобы этим кем-то был Фредерик, а не Бенуа.
К счастью, в тот день мои молитвы были услышаны. Я постаралась как можно толковее объяснить потрясенному Фредерику, что произошло. Французские слова и грамматические правила вдруг вылетели из головы. Казалось, я начисто позабыла все, что учила. Только когда Фредерик спросил, в какой Тьерри больнице, я сообразила, что понятия не имею. Пришлось спрашивать у нелюбезной администраторши. Та поглядела на меня с непередаваемым презрением – мол, в жизни такой идиотки не встречала.
– «L’Hôtel-dieu»[36], – сообщила я Фредерику.
– Хорошо, – ответил он. – Это близко. Сейчас закрою магазин и всем сообщу.
Фредерик помолчал. Наконец спросил дрогнувшим голосом:
– Он ведь… поправится, да? Его ведь вылечат?
– Не знаю, – честно ответила я. – Ничего не знаю.
Перед операцией врачи позволили мне зайти в кабинет. Даже странно: разве можно за несколько недель так привязаться к человеку? Но, увидев Тьерри без сознания, я разрыдалась. Казалось, из него вытекла вся могучая жизненная сила, и теперь он походил на огромный сдувшийся воздушный шар. Усы уныло обвисли, в нос вставлена трубка.