Он набросил халат, подошел к двери. Глянул в "глазок" И начал отпирать дверь. Верхний запор. Нижний запор Щеколда...
- Я тебя обожаю, - Элла качнулась и прильнула к У груди. От нее пахло вином - притом вином хорошим.
- Ты откуда? - не веря своим глазам, произнес он.
- С гульбища, дорогой, - она сбросила туфли, стянула синий пиджак и осталась в узкой белой юбке и красной просвечивающей блузке.
- Три ночи, - сказал он.
- Без десяти. Во, - она протянула ему руку. На запястье свободно болтался золотой браслет с часами.
- Без десяти, - согласился он.
- То-то, - Элла прошла в комнату, упала в кресло.
- Всего только без десяти три. Пионерское время, - она зевнула. - Ты куда исчез?
- Как куда?
- Я тебе сегодня полдня названивала.
- Дела были.
- Дела... Роза пригласила меня на вечеринку к институтским знакомым. Я хотела взять тебя с собой - неприлично девушке ходить в одиночку по таким компаниям.
-И?
- И не нашла. У тебя дела-а, - она снова сладко зевнула. - Пришлось ехать одно-ой, - протянула она. - Пить зело вино-о, - она начала расстегивать кофту. В общем, рюмка за рюмкой. И не заметила, два часа грянуло. А потом ко мне начал вязаться какой-то слюнявый тип. Я послала их к черту. И вспомнила, что до Валдаева рукой подать. Взяла такси - и вот здесь. Скажешь, я не права?
- Права, - он опустился перед ней на ковер и положил голову ей на колени. Она погладила его по лысине.
- Я не могла отказать Розе. Она такая зануда - потом бы целый год вспоминала. Такая зануда... И вообще - я люблю вечеринки! Почему бы мне не любить вечеринки?
Она помолчала.
- Но на следующую я беру тебя. Ты любишь вечерин-ки? ~- Она потянулась.
- Честно?
- Честно.
- Терпеть не могу.
Он на самом деле терпеть не мог вечеринки. Возненавидел их еще со студенческих времен. Они были ему в тягость. За столом нужно показывать себя, острить, и ему все время казалось, что и показывает он себя, и острит не так, невпопад. Особенно терялся, когда вдруг говорил что-то и вер смотрели на него, тогда он боялся провалиться и, как правило, брякал что-то не то. Вечеринки и в университете и позже становились тягостной обязанностью, не посещать их было непристойно, чтобы не прослыть человеком со странностями. На них обычно все надирались, плясали до упаду. Он плясал плохо, хоть и старательно. Потом молодежь разбивалась на пары, разбредалась по комнатам и темным углам, слышались чмоканья, женский хохот. Он же чаще оставался один. А когда притаскивали пару и ему, он надувался и, вместо того чтобы тащить даму в угол, начинал долго и нудно говорить на умные темы. Девушки ему уныло поддакивали, кивали, соглашались с его мудрыми мыслями и при первом случае улизывали в неизвестном направлении.