– Еще скотч, пожалуйста! – крикнул я.
– Знаешь, Лиззи иногда злится на меня за всякую ерунду. Типа сиденья в сортире – она злится, если я его подымаю, и злится, если нет. – Он взглянул на меня и покачал головой:
– Говорит, я плохо целюсь.
Мне действительно стало его жалко.
– Слушай, ты должен научиться мочиться сидя. Это часть семейной жизни. Но тебе будет проще, вот увидишь.
– Серьезно?
– Абсолютно.
Мне принесли второй скотч. Я выпил его быстрее, чем первый.
– Знаешь, я забыл тебе сказать – Лиззи нашла еще одну коробку твоих фотографий и несколько непроявленных пленок. Она сказала, чтоб ты зашел и забрал их, потому что мы… ну, знаешь… Стараемся освободить лишнюю комнату.
Господи.
– Ладно.
Он посмотрел в телефон.
– О, черт, у нас скоро занятие по дыхательным упражнениям. Мне надо бежать, старик. Хочешь сейчас зайти и забрать ту коробку?
– Конечно, пошли.
Мы прошли несколько кварталов, почти не разговаривая по пути. Мы подошли к дому, я прошел вслед за ним в подъезд, и тут меня внезапно накрыло. Два скотча в комбинации со странным ощущением возвращения в свой бывший дом…
– Знаешь что, Брэд? Я подожду тебя тут, а ты просто принеси мне коробку?
– Ты уверен?
– Точно. Я подожду тебя здесь, – слабо улыбнувшись, я присел на лавочку возле лифта. Через несколько минут Брэд вернулся с темно-серым пластиковым пакетом.
– Мне казалось, ты говорил – коробка?
– Ну да, там и была коробка, но Лиззи из нее все вынула и сложила в пакет, так меньше места занимает.
– Занимает меньше места?
– Ну да, – он с трудом смог взглянуть мне в глаза.
Я был совершенно уверен, что Элизабет перерыла все содержимое коробки и половину просто выбросила. И я ничуть не был удивлен.
– Спасибо, Брэд.
– Увидимся, – он хлопнул меня по спине. Я повернулся и вышел.
Придя домой, я сел на свой старый кожаный диван, включил «Ю Ту» «С тобой или без тебя», кинул пакет рядом, положил на него ноги и закрыл глаза. Я представил себе, что я сумел построить свою жизнь, а не только карьеру. Представил, что на стенах висят фотографии моей семьи, а не животных из чертова Серенгети. Глубоко вздохнув, я наклонился и раскрыл пакет.
Там было то, прошлое время, сохранившееся на черно-белых фотографиях. Мы с Грейс в парке на площади Вашингтона. В моем колледже. В общежитии. В холле. Грейс играет на виолончели. Грейс, голая, лежит на моей постели и фотографирует меня, спрятав лицо за камерой. Я провел по ней пальцем. Я вспомнил, как сказал ей тогда: «Покажи мне лицо». Мы с Грейс в Лос-Анджелесе, играем в «Скрэббл» дома у моей мамы. Мама учит Грейс лепить из глины в Лувре. Грейс спит у меня на груди, а я смотрю прямо в камеру.