— Сучьи происки, скажем так. Хорошо ты их сделал. Спортсмен? — седой посмотрел Аверину в глаза. Славу передернуло. Даже в полутьме от этих глаз мороз пробегал по коже. Было в этом взоре что-то необычно сильное.
— Да. Самбист.
— Мастер?
— Кандидат.
— Чемпионом будешь. Как зовут?
— Слава.
— Откуда?
— С поселка Сельхозмаш.
— Понятно… Эти петухи слов на ветер не бросают. Могут найти. Будут проблемы — заходи на улицу Ватутина. Там спросишь Леху Ледокола. Меня каждая собака знает. Понял?
— Понял.
— На, за меня выпьешь.
Ледокол вытащил из кармана мятую пачку денег — сумма казалась немалой.
— Не надо, — Аверин помахал головой.
— Ладно. Деньги нужны, работа — заходи, посодействую. Спортсмены нам нужны. Давай, самбист. Не кашляй.
Кашлять, впрочем, было впору самому Ледоколу — он неуверенно встал, качнулся, прижал руку к порезанному боку и побрел, шаркая, по улице.
— Пока, — прошептал Аверин.
Самбисты были нужны не только Ледоколу, но и Вооруженным Силам. Через два дня Аверина призвали в армию, и он оказался на Севере в конвойных частях. Так началась немыслимая еще недавно для него карьера сотрудника правоохранительных органов. Там постигались азы работы, ставшей для него всей его жизнью.
Как спортсмен, он оказался в группе по розыску беглых заключенных. Им разрешали отпускать длинные волосы и драли как Сидоровых коз на занятиях по стрелковой подготовке, рукопашному бою, тактике оперативных мероприятий и задержаний преступников. Там он увидел впервые, что такое человек, полностью утративший человеческий облик, превратившийся в бешеного пса. Он помнит лицо, искаженное лютой ненавистью, помнит, как заточка касалась шеи заложника, как дрожал в руках его, сержанта внутренних войск Аверина, пистолет…
Десять лет минуло с той поры. Сегодня Аверин — старший оперуполномоченный по особо важным делам ГУУР МВД. Из его цепкой памяти, как из хорошего сейфа, не пропадало ничего. И он сразу вспомнил незнакомца, назначившего по телефону эту странную встречу.
— Добрый день, Аверин, — произнес седой мужчина, поднимаясь с лавочки, на которой сидел, мирно почитывая газету.
— Здравствуй, Леха Ледокол.
— Запомнил?
— Запомнил.
— Глаз — алмаз. Молодец. Настоящий опер, — он присел на скамейку, похоже, не слишком опасаясь испачкать дорогой плащ.
Видел его Аверин только один раз, да и то при свете фонаря. Тогда это был обычный приблатненный парень в потертом костюмчике. Сегодня он превратился в солидного джентльмена, одетого с иголочки. «Такой прикид должен влететь в копеечку», — подумал Аверин, мазанув взглядом по золотым с бриллиантами запонкам, по тысячебаксовым туфлям из крокодиловой кожи и скромному плащу — только за этой скромностью скрывался большой шарм и большие деньги. Руку седого оттягивали часы — Аверин видел такие у одного клиента, по заключениям экспертов, они тянут на одиннадцать тысяч долларов. Судя по всему, Ледокол круто пошел в гору. Но внешне он изменился не слишком сильно. Волосы, правда, стали совершенно белые — редкие черные пряди исчезли. И на лбу пролегли две глубокие морщины. Но осталось главное — глаза, в которых застыло какое-то сумрачное понимание, нечто такое, что познал этот человек. Какая-то темная мудрость. От этого взора становилось не по себе.