Лютов не возражал, но оставался неумолим.
— Какой же ты начальник, Лютов, — воскликнул Тошка, — если инициативы рабочего человека не поддерживаешь! Эх!..
— Я — рабочий человек, потому и не поддерживаю. Это не геройство, а уродство. Без особой на то нужды, голубчики, — словно выругался Лютов, — ночью необходимо спать! И с самыми большими удобствами!
Утробин расхохотался, прервав механика на полуслове:
— Вот это лозунг! Не сбегать ли к местному начальству за кумачом?
— Прекратить разговорчики! Спать! — приказал Лютов.
Гурамишвили проворчал недовольно:
— Если я виноват…
— Кончили диспут, — строго сказал Лютов.
— Детям до двадцати лет вход на дискуссию строго воспрещен, — брякнул Тошка Тараторин.
Бубенцов вздохнул тяжело:
— А время действительно детское… — и забрался под одеяло.
— Успеете, все успеете — намокнуть, жижи болотной нахлебаться, недоспать и недоесть, — отрывисто, стараясь не сорваться, выговаривал Антон Семенович. — Чего плачетесь? Плакать не след. Когда кровь из носа пойдет…
— Как это еще по-русски? — словно сам себя спросил Отелло и ответил: — Не хвались, едучи на рать…
Парни поутихли.
Когда минут через десять взволнованный и рассерженный на себя Лютов решил покурить на воздухе, бульдозеристы спали крепким сном.
«Ведь устали! С восхода за рычагами, ан нет, покуражиться надо, — думал Лютов, одеваясь. — Да и я хорош — накричал, вместо того чтоб объяснить — завтра переправа по льду! А будто сами не знают, и я не говорил!»
На крылечке он прислонился плечом к дверному косяку, глубоко затянулся.
Горы стояли все в той же дали, и, казалось, за день волочения колонна не приблизилась к ним ни на шаг. И освещены белые громады были так же, как утром, только с другого боку — голубые на васильковом небе. Только приглядевшись вприщур, Лютов приметил золотую мерцающую искорку — огонек на темно-синем седле перевала.
Какая-то фигура шла к бараку, попыхивая в густых сумерках огоньком папиросы, громко чавкая сапогами по грязи. Только когда человек подошел совсем близко, Затянулся, стало видно бородку и усы, молодо блеснувший глаз:
— Здесь бульдозеристы?
— Спят, — ответил Лютов.
— А старший…
— Я — старший.
— Начальник мостоотряда просил вас зайти, — сказал молодой голос, и фигура проследовала мимо.
IV
Лютов вернулся от начальника мостоотряда поздно, быстро улегся, стараясь не побеспокоить товарищей, и, хлюпнув раз-другой носом-сапожком, скоро уснул. Разбудил его бас Бажана, беспрестанно твердившего:
— Хоть бы в бок толкнули! Хоть бы толкнули!
В комнате их оставалось трое — он, Бажан и Гурамишвили, сидевший на постели с ошалевшим видом. С улицы издалека доносился шум двигателей. Лютов глянул в окно и едва за голову не схватился: два бульдозера шли по крутому спуску к берегу реки, а у экскаватора словно ни в чем не бывало возился Бубенцов.