Час спустя Хейден постарался ничем не выказать свое недовольство, когда София вошла в утреннюю гостиную, а следом за ней, словно на поводке, шла Леди Оливия. Уэстфилд бросил утреннюю газету на круглый обеденный стол и посмотрел на настенные часы: «Проклятье, и это называется сиделка, разве можно отсутствовать столько времени».
– Почему не вы принесли мне завтрак?
Она показала на костыли, прислоненные к спинке его кресла.
– Я говорила вам, что если вы продолжите разгуливать, то мы никогда не поймем друг друга.
В комнате стало тихо. Вдруг Леди Оливия тихонько заскулила, повернулась кругом и, опустив хвост, потрусила из комнаты. София подняла свои изящно очерченные брови, явно намекая на то, что даже собака не хочет находиться в обществе графа.
Хейден приглашающим жестом указал на кресло справа от него, но эта упрямица даже не сдвинулась с места. О боже, неужели ей настолько неприятно разговаривать с ним?
– София, присядьте, пожалуйста.
С присущей ей внутренней грацией она присела на краешек кресла и чопорно сложила руки на коленях. Хейден с некоторым напряжением откашлялся.
– София, я хочу попросить у вас прощения за свои прегрешения.
Она слегка опустила ресницы.
– Я тоже прошу простить меня. Я повела себя в высшей степени непрофессионально и действительно вышла за некоторые рамки. Так что и вы меня извините.
Господи, она просит прощения? Если бы эта девушка только знала, какое удовольствие ему доставляют их столкновения. София собралась встать, но Хейден жестом попросил ее задержаться и спросил:
– Вы собираетесь наверх писать еще одно письмо?
Каждый день без исключений, сидя в уголке его спальни, она писала послание.
– Я подумал, что здесь вам будет удобнее, поэтому письменный прибор велел принести сюда.
– Сегодня утром я уже послала записку доктору Тримблу.
– Ага, так вы переписываетесь с Тримблом?
При упоминании имени доктора Хейдену хотелось зарычать.
– Я держу его в курсе вашего состояния. В письме я описываю внешнее состояние вашей раны, неприятные ощущения, которые вы испытываете, и прогресс в процессе выздоровления. Поначалу я сообщала о вашем настроении, но теперь я опускаю эту часть своего доклада.
– И почему же, позвольте узнать?
– По утрам вы всегда в одном настроении.
– Вы намекаете на то, что по утрам я далеко не душка?
– Пожалуй, да.
В темных глазах Софии заиграли смешинки, и она прикусила губу, как делает ребенок, которого поймали на лжи старшим. Словно понимая это, она провела по губам кончиком языка, отчего пухленькие губки заблестели. В голове у Хейдена пронеслось воспоминание об их поцелуе. Он помнил, как язык Софии чувственно поглаживал его язык, помнил тепло ее губ с ароматом корицы. Мужское достоинство Уэстфилда напряглось. Проклятье! Эта женщина послана самим сатаной и с одной целью – погубить его. Внезапная боль свела мышцы шеи, и граф повертел головой и слегка помассировал ее, чтобы унять спазм.