Мама. Ручка замирает. Сколько времени пройдет, прежде чем начавшее оттаивать замерзшее горе растает окончательно? У меня нет ответа на этот вопрос, но по крайней мере я больше не одна. Мы с сестрой поможем друг другу справиться и с этим. Пока мы не в силах понять все, что мама нам говорила, но когда-нибудь понимание придет. Верчу ручку в руке и качаю головой. Сестра сказала, что мама просила ее позаботиться обо мне… Я все еще не могу понять, почему.
Не могу решить, изменилось ли мое к ней отношение или нет. Наверно, придется смириться с тем, что мама тоже была всего-навсего человеком. Ей были свойственны страхи и сомнения, и все родители стремятся дать своим детям самое лучшее, даже когда это не представляется возможным.
Звонок в дверь застает меня врасплох. Лео! Я поднимаю глаза и смотрю в окно, но человек, поднимающий руку в знак приветствия, не Лео.
– Привет, – говорит Вероника, когда я открываю. – Я не помешала?
Длинные медовые волосы, как обычно, убраны, но она выглядит как-то по-другому. Наверное потому, что не накрашена. Я качаю головой. Нет, не помешала.
– Не знаю, зачем я пришла, но…
Мы смотрим друг на друга.
– Точнее, знаю. Я хотела спросить, как ты себя чувствуешь.
Рука инстинктивно поднимается ко лбу. Рана еще побаливает, но уже заживает. Шрам вряд ли останется.
– И еще, – добавляет Вероника, – я хотела объясниться. Я много наговорила тогда в домике. Как будто в последний раз.
Она теребит воротник кофты. Говорит, что где-то читала, что это может быть реакцией на драматичное событие. Шок и адреналин заставляют людей довериться незнакомцам и поведать им самые сокровенные тайны.
– Я испытала шок. Сначала я решила, что меня преследует сумасшедшая, а потом ты лежала вся в крови на крыльце и умоляла не убивать тебя. – Она кривится. – Не говоря уже про алкоголь.
Я прокашливаюсь и плотнее закутываюсь в кофту.
– Да… Вечер выдался бурный.
– Мягко говоря.
Она смеется, и в ее смехе я узнаю Лео. Внешне они не очень похожи, но смеются одинаково.
– Как бы то ни было, – продолжает она, – кажется, все разрешилось. Филипа мой отъезд очень расстроил. Когда я вернулась, он сказал, что осознал, каким был эгоистом и как мало времени уделял мне и Лео, и что ему стыдно за это. Он даже плакал, и казалось, будто бы он…
Вероника делает паузу:
– Вот я опять говорю много лишнего. – Она закатывает глаза. – А ведь ты даже ничего не спросила.
– Ничего страшного.
Она улыбается.
– Может, дело было не только в шоке и виски, – шепчет она. – Может, дело в тебе. Ты умеешь разговорить людей, в твоей компании легко расслабиться. Может, это потому, что ты писательница? Умеешь слушать? И задавать вопросы? Лео говорит, что ты хорошая слушательница.